Сибирские огни, 1962, № 6

...Комендантша вошла в общежитие девушек. Толстая в своем неук­ люжем облачении — ватной куртке, в ватных штанах, в ша-пке-ушанке, надетой поверх клетчатого шерстяного платка, завязанного на спине тол­ стым узлом, она не была украшением природы. Но виновата в этом была не она, а ее мужская работа. Комендантша огляделась. Стенные часы-ходики, покряхтывая, отсчитывали минуты девичьего- сна: так-так, так-так! Спите вы, но не спят там, на западе, солдаты, те, кто присылает вам свои фотографии с автоматами на груди или в грозно скрещенных руках и свои просьбы о будущих свиданиях в обмен на ваши бесхитростные посылки, кто бьет врага в счет уходящего дня, а, может быть, сложат свою голову в последнюю его минуту. Так-так! Так-так! Но уже восходит солнце между островами Боль­ шой и Малой Диомид, и здесь начинается новый день, чтобы вы могли от­ крыть новый счет боевым машинам, а солдаты могли безостановочно де ­ лать свою работу — страшную, кровавую, беспощадную и нужную: не мы начали эту войну, но мы должны кончать ее, чтобы никому не повадно было вновь заваривать ее месиво. Так-так! Так-так! Кто-то вкусно, аппетитно подхрапывает: всхрапнет, помолчит и опять всхрапнет. Так спит только человек со спокойной душой и крепкими нер­ вами, вволю наработавшийся. Кто-то и во сне не может отделаться от дневных забот — видно, они подсказывают ему какие-то бессвязные сло­ ва, недоговоренные днем, они переворачивают его с бока на бок. Танюшка Бойко, по привычке, натянула все одеяло на голо­ ву. Многие спят лицом вниз — так отдыхают лишь очень уставшие люди. Кровать Д аши Нечаевой возле самой двери. Она дышит ровно и не­ слышно под своим тонким одеялом, которое почти не скрывает ее наготы. Правая рука, со спустившейся с плеча бретелькой рубашки, свесилась с кровати, беспомощно-трогательная с полуоткрытой маленькой розовой ладошкой. «Ох, девочки вы мои!» — вздыхает комендантша, чувствуя себя слов­ но бы матерью всех этих спящих девушек и готовая в этот момент, когда они сражены сном, простить им все их недостатки и выходки, все их сво­ еволие. Но не д ав а я себе размякнуть — время не такое! — она говорит полушепотом: «Все они хороши, когда спят» и кричит: — Па-а-адьем-м! Территорию чистить! Па-адьем-м! Д аш а просыпается так, будто и не спала вовсе. Вытягивает вверх ру­ ки, переносит их вперед, к пальцам ног и легко поднимает вслед свое гиб­ кое, сильное тело. Дурочка, полежала бы еще минутку, понежилась бы! Ох, и счастлив будет тот, кто ее полюбит — не девушка, а зорька ясная! Ее соседка поднимает голову, щурится, морщится и хриплым со сна го­ лосом тихо говорит: — Ну, и что? Ну, и опять вставать, да? Ну, и... Девушки встают. Одни, словно на пружине, упругие, ладные, гото­ вые к тому, чтобы опять бежать на работу. Другие — досматривая сны на ходу, позевывая, почесываясь, проклиная необходимость, которая подни­ мает людей ни свет, ни заря... Кто-то схватил чужую зубную щетку. У кого-то все мыло смылилось. Кто-то с брезгливой и недовольной миной рассматривает грязный ворот­ ничок кофточки. У кого-то чулки «поехали», хотя за них и уплачено шестьдесят рублей всего три дня назад. Танюшка Бойко подходит к зеркалу, скуластенькое лицо ее озаряется светлой улыбкой! Мягкие ее волосы, пушистые, шелковистые, оттенка красной меди, переливаются, сверкают под щербатым гребнем. Они очень красят Таню! Таня улыбается и расчесывает свою красу и гордость! Ее отталкивают — дай причесаться и другим.