Сибирские огни, 1962, № 6

ные части, на те мелочи, из которых оно складывается, Фросина закорюч­ ка вдруг перестает быть мелочью. Ведь такой же мелочью была способ­ ность быстро отсчитать деньги, набрать нужную сумму из таких купюр, чтобы и клиенту было удобно, и в кассе не оставалось «мусора» — рубле­ вок, трешек, сосчитанные кредитки разложить по достоинству, обернуть накрест бандеролью и заклеить так, чтобы недобрая рука не могла вы­ нуть из пачки ни одного билета, не измяв, не порвав бандероли. По от­ дельности все это мелочи, а в сумме они составляли деловые качества кассира. Д л я Фроси постижение всех этих мелочей было чистой мукой! А мука тем была горше, что Фрося смертельно боялась обсчитаться. Потом она привыкла и к виду денег, и к шумному залу , и к случай­ ным взглядам, и к тому, что клиенты всегда нервничают, всегда торопят­ ся, будто на пожар. Привыкла она и к тому, что все они получают деньги по-разному. Одни не хотели, чтобы кто-нибудь видел, сколько они получа­ ют, и, не поднимая головы, торопливо совали деньги поглубже и понеза­ метнее. Другие отходили от кассы с деньгами в руках и рассовывали их по карманам. Третьи, задерживая прочих, придирчиво и долго пересчиты­ вали полученное, заранее уверенные в том, что кассир обязательно обсчи­ тал их. Четвертые, не желая выказывать недоверие, брали деньги пачкой, как подала Фрося, и лишь потом, иногда на улице, у окна все же считали. Пятые обязательно говорили «Спасибо! Благодарю вас!», словно Фрося одалживала им свои деньги. И все клиенты смотрели на ее руки, которыми она набирала и отсчи­ тывала кредитки и мелочь, со странным выражением загляды вая в откры­ тый денежный ящик или на пачки денег на ее рабочем столе — сколько- там? И это было неприятно: чего пялить глаза на чужое? Когда Генка впервые увидел мать восседающей за стеклянной стен­ кой на высоком стуле, он даж е оробел, почувствовав невыразимое почте­ ние к ней. Вот это да! Она выкрикивала какие-то номера, люди подходили к ее окошечку и отходили от него с деньгами. Он, открыв рот, глядел на мать. Сколько у нее денег-то!.. — Ты чего здесь делаешь? — вдруг спросил Генку мужчина в ста­ ренькой шинели, меховой шапке, которая сползала ему на глаза , и с ре­ вольвером в потрепанной кобуре на боку. — А я к мамке! — простодушно сказал Генка. — А как ее фамилие? — строго спросил мужчина с револьвером. — Лунина! — отвечал Генка, косясь на кобуру. — Не знаю такую! — сказал мужчина сердито. — Д ав ай иди отседаГ Все вы к мамке, а потом у клиента, глядь, и бумажника нету! Давай , д а ­ вай отседа! — повторил он и схватил Генку за плечо. — Д а вон она! Мамка-то! — не менее сердито закричал Генка, вы­ рываясь из его цепких рук и указывая грязным пальцем на окошечко, за которым, не видя его, сидела мать. И тут же закричал на весь зал: — Мамка-а! Лунина поднялась со стула и выглянула в зал. Встретившись с ее взглядом, Генка рванулся из рук охранника и побежал к окошечку. — Это мой, мой! — успокоительно сказала охраннику Лунина. — Ну, твой — так твой! — буркнул сторож, тотчас же сбавив тон, и, обернувшись, добавил в свои усы: — А я гляжу, чего тут вертится, чего высматривает! З а ними глаз да глаз нужен, чуть отвернесси и — готово, пожалте бриться! — Чего ты? — встревоженно спросила мать. — Д а нас сегодня из школы раньше отпустили — слава богу, учи­ тельница заболела! А дома никого. Вот я и зашел!.. — Не совестно тебе? — спросила мать. — Учительница заболела —