Сибирские огни, 1962, № 6
дарственный человек должен быть всегда объективным, всегда служить народу. Но... Иногда у Ивана Николаевича, человека скорее доброго, чем. злого, и скорее отзывчивого, чем черствого, человека умного и сильного, не хватало нервов, как он говорил, и он становился сухим и р аздраж и тельным. Я никогда не был председателем городского Совета, но думаю,, что у него уйма всяких дел, от которых прежде времени облысеешь или поседеешь... Сегодня у Ивана Николаевича с утра было хорошее настроение, и момент был удачный. Депутат разделся. Секретарша сказала: — Чур меня не выдавать, товарищ Вихров! И — ненадолго! Вихров кивнул и вошел в кабинет. Иван Николаевич поднял голову от бумаг, которыми был завален весь его стол, и очень удивленно посмотрел на Вихрова. «Ох, Марья Василь евна, Марья Васильевна! — подумал он о добросердечной секретарше. — Ну, и взгрею же я тебе по первое число! Ох, и взгрею!». Он невольно взглянул на часы, на стол с бумагами: не выгонять же человека, если он уже вошел! — и вот пятнадцать минут, считай, пропали... С натянутой приветливостью он спросил: — Товарищ Вихров! Ты петушиное слово, что ли, знаешь, что перед тобою закрытые двери открываются? — Дверь 'была открыта,— смущенно сказал Вихров. — А в приемной — никого, я и вошел. Краска бросилась в его лицо от этой невольной лжи. Иван Николаевич прищурился и отвел глаза в сторону, сказав: — Ну, если в приемной никого нет, тогда — твое счастье и моя вина: не научил работников на своем месте находиться. Сказывай, с каким д е лом. Но, давай т а к— раз, два и — все! В темпе! Вот так! Он сидел в привычной позе внимательного слушателя, которую усвоил раз и навсегда — чуть подавшись вперед, положив руки на стол и сложив пальцы замком. Это помогало сохранять видимость внимания — стоило ему разж ать пальцы, как они принимались что-то перекладывать на сто ле, вертеть карандаш, листать бумаги — выдавали его чувства или равно душие к посетителю, а это было нехорошо, так как Иван Николаевич счи тал, что каждый человек имеет право на внимание со стороны выборного- лица. А мысли его текли своим чередом... Вот депутат пошел на обследова ние — боже мой, сколько этих обследований и как они раздражают тех„ кто им подвергается! К аж дая постоянная комиссия производит обследо вания по своей линии, и ни один председатель комиссии не поинтересуется спросить другого — не бывали ли уже его депутаты в таких-то домах, а если бывали —- то что же сделали, и — если не сделали, то — почему? Об следуют и обманывают себя, думая, что это и есть настоящая работа: одни заваливают исполком материалами этих обследований, и, по совести ск а зать, нет никакой возможности переварить всю эту писанину, а тём более* оперативно решать вопросы, которые этими обследованиями и обследова телями поднимаются; другие — как этот учитель!— кидаются сами про бивать административные преграды для того, чтобы помочь кому-то. Вихров горячо рассказывает о положении семьи солдата Лунина. П о ложение у нее, действительно, плохое, но Иван Николаевич чуть помор щился: «Ну, расписал! Ну, плохо — так и скажи, что плохо, а то прямо словно роман пишет!» — он отмечает, что прошло уже десять минут из- тех, что он отвел Вихрову. Он разжимает пальцы, чтобы показать депута ту на часы, но останавливает себя — Вихров искренне взволнован, чуть задыхается и щеки его горят. Пусть уж заканчивает! Ах, депутат, депутат! И з этого города на фронт ушло пятьдесят ты сяче . человек. Большинство — семейные. Половина из них были единственны
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2