Сибирские огни, 1962, № 6

уже данным, таким, каков он сегодня. И я уже говорил, что автор как бы даже нарочито воздерживается от прямых оценок и объяснений. Читателю предо­ ставляется о многом догадываться са­ мому, так сказать, восстанавливая про­ шлое героя по его настоящему. Впрочем, в одном месте Федин дает такой колоритный психологический сгу­ сток, характеризующий Рагозина, что сделать вывод не представляет уже осо­ бого труда. Я имею в виду сцену, когда Рагозин, после ухода Кирилла, задумав­ шись, смотрит из окна своего кабинета во двор ЦК. Вот она, эта картинка, на­ писанная рукой психолога, где в крас­ ках иронических, почти злых, обнажает­ ся существо случившегося с Рагозиным: «Оставшись один, Петр Петрович по­ дошел к окну. Внизу, ровно вписайный в массивные высокие фасады домов, ле­ жал по-комнатному тщательно убранный двор. На нем никого не было, и у стен не стояло никаких обычных дворовых предметов, так что он был как бы не дво­ ром, а особым помещением смежных до­ мов. Перед решетчатыми Воротами видне­ лась будка дежурного поста, и по другую сторону ворот, за их чугунными прутья­ ми, недвижимо сиял черный лимузин, ка­ завшийся сверху длиннее самого себя. И эти ворота, и будка, и лимузин говорили о жизни вне стен домов, о близости ули­ цы, о том, что пространство между до­ мами все-таки двор, а не комната. Рагозин глядел во двор, на этажи до­ мов с их начищенными окнами, за кото­ рыми белели вздернутые или приспу­ щенные шторы и кое-где по бледно-теп­ ловатой подцветке угадывались зажжен­ ные лампы в белых абажурах колоколом. В окнах, кац и во дворе, никого не бы­ ло видно, и вся картина была неподвиж­ ной, и неподвижностью знакома Рагози­ ну настолько, что, глядя на нее, он не замечал ее, а лишь принадлежал ей, как она принадлежала ему. За каждым из окон со шторами, в кабинетах, похожих на рагозинский, находились люди, рабо­ та которых состояла в том, что они рас­ сматривали поступавшие дела и готови­ ли по ним доклады, заключения, предло­ жения, либо, получив по делам решения, исполняли их, составляя по ним предпи­ сания, директивы, инструкции, разъяс­ нения. Хотя Рагозин не мог видеть лю­ дей, заселявших кабинеты за окнами, но они были столь известны ему, что словно бы находились перед взором, и, не глядя на них, он их видел и чувство­ вал свою общность с ними. Его работа' тоже заключалась в том, что он изучал прибывшие дела и по одним исполнял, по другим — принимал решения...» Усталый, хмурый человек даже в лет­ ний полдень не замечает небесной лазу­ ри, а видит только клочки серых обла­ ков. Дело, разумеется, не в строгом офи­ циальном облике самого здания Цент­ рального Комитета, а в том, что откры­ вается осведомленному глазу, видящему как бы сквозь стены. И в самые тяжкие времена культа личности Сталина ЦК нашей партии, кровными нитями связан­ ный с народом, оставался боевым шта­ бом, в котором кипела жизнь. Однако каждый видит то, что способен видеть, к чему в конечном счете привык. Раго­ зин же в ту минуту видит перед собой удручающую своей неподвижностью кар­ тину, где в кабинетах, за шторами люди только и занимаются тем, что составля­ ют «предписания, директивы, инструк­ ции, разъяснения». И именно с ними, а не с горячим, деятельным большинством ЦК, руководившим массами, «чувство­ вал свою общность» Рагозин, их знако­ мые лица, даже не видя, представлял себе. Я далек от слишком прямолинейного истолкования этой сцены. Восприятие Рагозина, как всегда бывает в истинно художественном произведении, — это «моментальная фотография», во многом зависящая от состояния и настроения героя именно в ту минуту, когда он оза­ бочен возникновением «дела» Извекова. Однако психологическая «сиюминут­ ность» у писателя-реалиста всегда несет в себе долю обобщения, в данном случае особо подчеркнутую Фединым привыч­ ностью такого восприятия. Видимо, «предписания, директивы и инструкции» в годы культа личности довольно осно­ вательно пропечатались в сознании ста­ рого рабочего-подполыцика. А когда ми­ нутой позже мы наблюдаем за телефон­ ным разговором Петра Петровича с его товарищем из Комиссии партийного кон­ троля, где на языке полунамеков и недо­ говорок (принятом в те времена у неко­ торых партийных работников) идет вза­ имное прощупывание вокруг «дела» Из­ векова, всякие сомнения на этот счет рас­ сеиваются окончательно... К. Федин, таким образом, не только совершенно ясно показывает нам, каким стал Рагозин, но в романе содержится также достаточно яркий психологический материал, дающий понять читателю, как и почему появились в Рагозине новые, несвойственные ему раньше черты. И все-таки в образе этом чувствуешь неко­ торую авторскую недоговоренность. Ра­ гозин слишком дорог нам по предыду­ щим книгам трилогии, чтобы причины происшедшей с ним столь существенной перемены хотелось видеть не только обозначенными в общих чертах, а пока­ занными подробней, во всей сложности индивидуального развития характера. В этих главках есть и еще недосказан­ ность, которая кажется мне очевидной. Психологическая, тонко интеллекту­ альная, отточенная до артистичности ма­ нера письма Федина обычно скупо очер­ чивает внешний фон событий, те «типи­ ческие обстоятельства», в которых дей­ ствуют характеры. К. Федин глубо­ ко и правдиво выражает психологию 12- «Сибирские огни» № 6.