Сибирские огни, 1962, № 6

кабинете сидеть «посетителю положено лицом к свету». «Привычка, братец, — не придавая значения улыбке Извекова и обходя письменный стол, сказал Раго­ зин». То ли причуда такая появилась у Петра Петровича, объяснимая старче­ ской подслеповатостью, то ли это при­ вычка закоренелого кабинетчика... Пока непонятно... Но вот мы присутствуем при беседе двух старинных друзей. Рагозин как буд­ то все тот же — сдержанно немного­ словный, при показной суровости доб­ рый, принципиальный, чуть прямолиней­ ный в своих суждениях. Но только пря­ молинейность эта за истекшие годы ста­ ла словно бы жестче, настойчивей, она уже не подзадоривает собеседника, а осе­ кает его, и в голосе Петра Петровича, даже когда он изрекает прописные исти­ ны, все чаще звучат безапелляционные утомляющие нотки. Выясняется, что у Рагозина произо­ шел разрыв с сыном. Судя по всему,прав Петр Петрович. Действительно, Иван, талантливый художник, слишком увлечен формальными изысками, метания его кажутся неблагоразумными («стал зани- •маться у мастеров-живописцев. Один не понравился, с другим не сошелся. Вер­ нулся в академию, опять не кончил...») И все-таки, как ни понятна встревожен- ность Петра Петровича, не видеться год с единственным и любимым сыном толь­ ко из-за того, что тот как-то высказался против «утилизации искусства» — в та­ кой родительской твердости чувствуется закостенелость. Окончательно эта новая черточка в Рагозине раскрывается, когда, чуть поз­ же, становится известно, что в Комис­ сии партийного контроля существует «дело» Извекова. Когда-то и где-то на ходу по старой памяти Кирилл подписал характеристи­ ку на товарища, которого хорошо знал еще в гражданскую войну. А человек этот оказался перерожденцем, подле­ цом, изменником Родины. Правда, он повсюду был на хорошем счету и ни один провидец не мог предугадать, как Гасилов этот поступит через пять или семь лет. Но Кирилл не должен был пи­ сать характеристику в командировочной спешке, без проверки. Он позволил слу­ чайному человеку прикрыться своим добрым именем старого большевика. Проявил излишнюю доверчивость. В этом состояла его вина. И как только она открылась ему, Кирилл с горечью и со свойственной ему безжалостностью к се­ бе признал ее. Однако в Комиссии партийного конт­ роля с Извековым разговаривают почти как с сознательным пособником измен­ ника Родины, человеком, чуждым для партии. Ответы его заведомо не прини­ маются в расчет. Даж е его партийную анкету — 27 лет работы # партии, и ка­ кой работы! — зачитывают ему как об­ винительный акт, чтобы выискать не­ увязки, запутать, уличить во лжи. То ворчливая уравновешенность доброго следователя,' то полуистерический над­ рыв доктринера звучат в «застуженном, хрипловатом голосе» председателя Ко­ миссии. Он сидит напротив, через стол, совсем рядом, раз или два даже говорит Извекову «товарищ», но все его слова пробиваются в оцепеневшее сознание Ки­ рилла откуда-то из-под сводов огромного полупустого кабинета. На глазах ос­ толбеневшего Извекова его действитель­ ный проступок разбухает, обрастает мни­ мыми преступлениями, его непререкаемо уличают в связях с другими скомпроме­ тированными людьми. И вот уже «дело» Извекова готово. И Кирилл не раз, когда бился с врагами, смотревший в лицо смерти, чувствует себя беззащитным и беспомощным перед этим неожиданным и нацеленным в самое сердце ударом. Читатель, знающий обстановку трид­ цать седьмого года, когда в разгул нра­ вов культа личности подвергались необо­ снованным репрессиям тысячи честных людей, может представить себе, что угро­ жало Кириллу Извекову. Потрясенный свалившимся на него тяжким обвинени­ ем, Кирилл прямо из кабинета председа­ теля Комиссии партийного контроля сно­ ва идет к Рагозину. «Если бы Кирилл Извеков не обещал зайти к Рагозину или если бы вовсе не виделся с ним перед тем, что произошло, как не виделся ино­ гда годами, то все равно в такую мину­ ту он вспомнил бы о нем» — о человеке, который «всю жизнь оставался в его гла­ зах прежним, всегда правым учителем»». И что же Рагозин? С изумлением видит перед собой Ки­ рилл не прежнего участливого любимого товарища, а «хмурого ворчуна, заладив­ шего читать монотонную пропись». Правда, суровость Рагозина неподдель­ на, он вполне искренен и откровенен с Кириллом, считая своим долгом сказать в лицо другу «всю правду» (эти самые то­ щие прописи), потому что сам до опреде­ ленных пор подозревает Кирилла в от­ ступничестве. Когда же Рагозин убедит­ ся, что «Извеков только ошибся, не бо­ лее», он пожалеет об этой неоправдан­ ной суровости и даже поможет Кириллу определиться на новую работу. Однако Извеков покидает рагозинский кабинет «в полной ясности сознания, говоривше­ го ему, что старый друг оттолкнул его в трудную минуту». Что же случилось за эти годы с доро­ гим для нас коммунистом-подполыциком Петром Петровичем? Откуда появились в его сознании эти явные признаки око­ стенелости, свойственные кабинетному доктринеру? О жизни Рагозина за ис­ текшие почти двадцать лет мы узнаем крайне мало — только по отрывочным словам в его первой, задушевной беседе с Кириллом. В отличие от других глав­ ных героев «Костра», которые, по заме-