Сибирские огни, 1962, № 6
сечь чуть ли не весь город и выйти к судостроительному заводу, а в дру гую сторону — ограничена одним кварталом, который утыкается в Чер- дымовку — машинам здесь ходить некуда, и дорога полностью принад лежит ребятам, которые творят на ней что хотят и играют здесь с утра до позднего вечера, и зимой и летом. Вот мы и дошли до нужного места. Налево есть большой двор. Высокие березы, вперемежку с тополями растут в этом дворе, а за деревьями стоят дома — одноэтажный и двух этажный. За последним прячется еще один дом — маленький деревянный, но с улицы его не видно. Д ва окна справа, на втором этаже,— куда ведет широкая, уютная лестница с навесом и резными столбиками,— чисто вы мыты и занавешены тюлевыми шторами. Комната угловая, и на вторую сторону выходят еще два окна. В комнате всегда светло, но она -— самая холодная в доме, натопить ее — трудная задача . Но свету в ней, свету! — всегда, как в праздник. А летом, когда раскрыты все окна, в комнате и помина нет духоты, от которой изнывают все остальные жильцы дома в жаркие дни, каких так много в этом солнечном городе. В этой маленькой комнате живут Лунины. 4 Д о переезда сюда Лунины жили в полуподвальном помещении, в с а мом скверном районе города, где электричество зажигалось лишь поздней ночью и гасло ранним утром. И жильцы пользовались керосиновыми л ам пами — совсем, как в деревне, которую Генка помнил очень смутно, как во сне — то ли было, то ли не было! Отец Генки — Николай Иванович Лунин — был ломовым возчиком на пивном заводе. Какой-то недостаток в строении его левой руки осво бождал его от военной службы в первые годы войны, но потом и он полу чил повестку о мобилизации. Накануне его ухода в армию — Лунины «гуляли». Генка вспоминает эту гулянку — к ним собрались знакомые, пили, потом принялись петь и весь подвал сотрясался от усилий певцов, каждый из которых старался перекричать других. Шумно и бестолково метались люди по комнате: кто-то кого-то обнимал, кто-то с кем-то поругался, кто- то плакал в углу. Потом тот, кто поверял другому какие-то свои душев ные невзгоды, подрался со своим поверенным, их долго разнимали и ми рили, причем миротворцы сами чуть не передрались. Потом опять пели. Генка глазел, глазел на все это, а потом, приткнувшись на постель, уснул... А наутро отца уже не було дома. Мать — простоволосая, с синими кругами под глазами, какая-то не счастная, возясь над приборкой комнаты, неимоверно замусоренной, сказала : — Далеко теперь наш папка, сынок. — Она помолчала, и скорее се бе самой, чем сыну, раздумчиво сказала: — С третьей группой тоже всех позабрали. А какие с них солдаты! Только прозванье одно, что мужики, — вроде папки нашего: комар чихнет — и нету! Генка с удивлением и недовольством посмотрел вопросительно на мать. Ему не понравилось то, как она отозвалась об отце. До сих пор Генка не задумывался над тем, каков отец — он всегда казался сыну великаном. Но тут припомнил, что рядом с тем же Мосейкой-грузчиком отец как-то сразу уменьшался в размерах. Генке было неприятно это воспоминание, и он нахмурился. Ему захотелось сказать какое-нибудь слово в защиту от ца, но тут мать сморщила свой маленький нос, свела невидные брови, ее
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2