Сибирские огни, 1962, № 6

— Разве я вам не сказала? Мы приглашены в Россию! Пока еще не офици­ ально, но мне говорили корреспонденты! О, эти корреспонденты, они все знают! Степанида была потрясена. «Они едут в Россию! Они едут в Россию!» — звенело в>ушах. Что она могла сказать? Все слова, мысли, всё, что она могла бы сказать не только Луизе, но и всем людям на земле, были вложены в маленький конверт, который летел в Россию. «Здравствуйте дорогая алла сергеевна и ваш папаша и мамаша и усе роди­ тели дорогая фамилия Никитин и дорогая, аллочка. пишет к вам ваша землячка с Франций то есть Лорен Сереманж ранче звели Шрымеген, а сичас Серемож. Дорогая Алла як мене стривожило мойо серце когда я вас услыхала порадиво погазетах и вас увидела усех вас, но самое тривожное было когда вы говорили порадиво к своей бывшей маме Луизе ето было вечером очень радостно было слухат ваш голос и ваших батькив етот вечер был очень тривожный я как рас села ужинать здесь было сем часов и трицет минуть, как ето начался порадиво я думала, что мойо серце с груди вырвется и разорвется на тысячу кусков слезы залели майи глаза я нечево не видила за глотку схватило не могла я ничево про- глонуть усе люди были стривожени даже чтобы имел каменое серце той тоже за плакал. Да дорогая алочка ето было очень тяжелое время и пичальное во вре­ мя войны я знаю что я пережила и не только я перенесла но много таких як я ко- торий были вывезени проклятыми фашистами много пострадало и загибло наших людей ну и вот потому, мы боримея за мыр пусть состоить мыр вовсему свити и пускай наши дете етого не знают чего мы зазналы не хай жевет мир у всяму свете...» Луиза ничего не знала об этом письме. Она еще долго говорила о подарках для Аллы , Евгении, Сергея, для их ма­ леньких дочерей, которых видела на фотографиях. Она поднялась, чтобы идти. Степанида остановила ее. — Мадам Оффман... дорогая Луиза... Я позволю себе беспокоить вас прось­ бой... Вам будет такое счастье — вы увидите мою Россию... Привезите мне горсть моей земли... русской земли... Перед Луизой открылось такое горе, о существовании которого она не знала. Она вдруг поняла, что творилось в душе Степаниды... — Я не знаю, что хуже: потерять жизнь или потерять родину,— сказала она вечером мужу. Никола ответил: — От этой болезни нет лекарств. Только родная земля. * * * Поток писем шел и в Новосибирск. Наверное, на всю улицу имени Сорокалетия Комсомола не приходило их столько, сколько теперь в дом Никитиных. 20, 30 , 40 — до сотни писем в день! Они идут Алле, ее родителям ,— но адресованы и Оффманам — жителям малень­ кого французского городка... «Когда будешь писать своим названым отцу и матери, передай им наше восхищение их поступком»,— Любовь и Ярослав Гавриленко, молодые врачи из Ставрополя. «Я написал Президиуму Верховного Совета СССР мою просьбу о награжде­ нии семьи Оффманов за ваше спасение правительственными наградами, ордена­ ми...» — А. Никулин, г. Прокопьевск, Кузбасс. Стрелки часов переходят за полночь. Но в доме Никитиных не спят, читают письма. «Мне тоже исполнилось 17 лет, и я вовсе не знаю отца... Когда мне было шесть месяцев, он ушел на войну и пропал без вести, и, наверно, и его смерть была страшная...» — Женя Бубнова из Архангельска. «...я так же, как и вы, попал вместе с моими родителями в руки немцев. И находился там до окончания войны. За восемь месяцев до победы немцы рас­ стреляли моего отца, а мать вывезли неизвестно куда...» — Иван Ананьев, город Вязьма. Вот еще три цитаты из писем совсем молодых ребят. «Я не мог удержаться, чтобы не написать вам: у меня ведь тоже сестренка была умертвлена в том именно лагере «Ледигенсхайм», где родились вы ...» — Саша Коновалов, Латвия. «Я решила написать вам потому, что ваша судьба меня очень взволновала... Мой отец во время войны попал в плен и был заключен в немецкий лагерь «Бу- хенвальд». Там он погиб во время восстания в 1944 году...» — Александр Жуков из села Тамбовки, Амурской области. «Здравствуй, Алла!.. Я служу в Германии... И у нас здесь неподалеку нахо­ дится бывший фашистский концлагерь «Бухенвальд». Мы были там на экскур­