Сибирские огни, 1962, № 6

жизнь, а с к у к а » , г о в о р и т он. Поль мечтает разбогатеть, открыть лавочку. Напротив дома Оффманов стоит четырехэтажное здание, обнесенное толстой каменной оградой с металлическими прутьями. По виду — не то. монастырь, не то* тюрьма: Ледигенсхайм. В этом доме живут молодые рабочие-холостяки, навербо­ ванные Венделем в разных странах. День за днем, год за годом, поколение за поколением — все сменяется, веч­ ны лишь Вендели. ...И вот осенью 1940 года сюда снова пришли немцы. Французский Вен- дель, выступая против немецкого Венделя, не беспокоился о главном— он знал: заводы будут целы, капитал вырастет, хотя «Рю де Фош» вскоре станет «штрассе- Адольф Гитлер»... На металлические прутья Ледигенсхайма немцы набросили спираль из ко­ лючей проволоки. У ворот стали часовые. Холостяки перед этим разбежались. В мрачном здании появились новые обитатели. У мужчин, женщин и детей было одно общее имя — «остарбайтер» — во­ сточные рабочие. Кличка и номер. Французы быстро узнали, откуда эти люди. Они были схвачены в украинских и белорусских селах, в растоптанных войной городках восточной Европы. Их привозили в Ледигенсхайм на машинах, приводи­ ли под конвоем. Раненные и контуженные в первых боях советские солдаты, бе­ женцы, девушки и подростки, матери и беременные. Они работали на каменных карьерах, в шахтах, в штольнях, на самой тяжелой работе. «Люзин де Вендель» — заводы Венделя — превратились в «штальверке- Герман Геринг». Сменились не только вывески и названия улиц. Пришельцы хо­ тели большего — заменить всю французскую жизнь немецким «новым порядком». «Шпрехен нур дейч» — говорить только по-немецки — этот приказ был всю­ ду: от кабинета самого главного «лейтера» до кабины уличного писсуара. На домике против Ледигенсхайма, где жили шесть семей, тоже висела такая табличка. Здесь многое изменилось. Старики французы уже не думали о вну­ к а х — сына забрали в гестапо. Итальянца и поляка угнали в «рейх». Семья Оф­ фманов пока еще не имела потерь — Никола был старым рабочим Венделей, чи­ слился в благонадежных, далеких от политики. Луиза ждала второго ребенка. Домашними делами верховодила бабушка Жозефина.- И не только домашними... Для Жозефины Лаше эта война была, увы, не первой. Жозефина помнила 1914 год. Тогда тоже было очень тяжело. Но не так, как сейчас. Или, может быть, она была моложе и на все смотрела иначе? Трудно сказать... Она не помнит, чтобы тогда были лагеря, такие, как тот, который находится против их дома... Враг не был таким жестоким. Или, может быть, это только ка- жется? Размышляя об этом, бабушка Жозефина уже полчаса стояла на углу двух, оживленных улиц. Колонны все не было... Мимо проходили люди, здоровались с ней. Жозефина всматривалась в зна комые лица — многих трудно было узрать. Почему так ожесточились эти немцы? Они мечтали о реванше. 1 орько, больно — они в Париже. Они не взяли реванш — им его подали на блюде виши- сты, Пэтен. Пусть не навсегда, но сегодня — их верх. К чему же еще мучить, пы­ тать, издеваться?.. В представлении Жозефины война оставалась чем-то вроде рыцарского по­ единка. Кровь и смерть войны она не мыслила без элементарного милосердия и благородства. Война — не разбой. Впрочем, и среди разбойников, даже морских пиратов, были милосердные люди. Они не мучили пленных, женщин, не убивали Д6Т6Й. Немцы говорят, что в лагере собраны одни коммунисты. Какая чепуха! Рз-зве коммунизм начинается с пеленок, содержится в грудном молоке?.. Ее внук Мар­ сель скорее похож на революционера — крикливый, драчливыи, неуживчивый. Кто бы ни были эти, за колючей проволокой, они прежде всего люди. ю с- подь бог сотворил их по своему образу и подобию, вдохнул в них живую душу, от­ делив этим от скотов и других живых тварей. Господь велел им любить друг друга и ничего не жалеть ради блага ближнего, даже самой жизни... Хм... но ведь немцев создал тот же бог. Как он мирится с тем, что они дела­ ют? Впрочем, немцы тоже разные. Этих стариков с ружьями, которые охраняют склады, просто жаль. Они, конечно, молчат, но их глаза, их лица подчас выдают такое же человеческое страдание, как у лагерников. ц Но вот эсэсовцы!.. Господь не мог бы приложить руку к такой мерзости: Это дело рук дьявола! Они стреляют юношей в лагере, бросают в ямы полужи­ выми, топчут колышащуюся землю... Мысли Жозефины были прерваны шарканьем сотен подошв о камни. Че­ р ез минуту из-за угла показалась голова колонны. Впереди немец с автоматом. Старый, усталый," безразличный. Если бы не автомат и мундир — конвойного» нельзя было бы отличить от заключенных.