Сибирские огни, 1962, № 6
услышав гудки заводов, в тревоге выскочила на крыльцо. Она глядела в небо — не налет ли? Но гудки не были голосом тревоги — в этих случаях они бывают прерывистыми, словно кричат, а это была песня! Песня! Вихрова кружилась в своей квартире с Игорем на руках и тормоши ла его: «Ну, кричи — ура! Война кончилась, Игорешка!» Игорь подумал-подумал и спросил: — Кончилась. Вой-на! Зна-чит, теперь фри-цев не будут бить? — Никого теперь, Игорешка, бить не будут! Все! Хватит, набили — дальше некуда! Победа! Победа! — Да-а! — сказал Игорешка, у которого кружилась голова, и сжи малось сердце и от страха и от удовольствия. — Еще! — просил он, ког д а мама Галя остановилась: — Ну, Багира , ну хоро-шая, ну еще! Теперь будет каждый день по-бе-да! А вчера была каждый день война, да? — Ничего-то еще не понимаешь, Лягушонок! И не дай тебе бог по нять, что такое война! — А кто это — бог? — спросил Маугли. — Это просто так говорится, Лягушонок! Никакого бога нету! — А Генка говорит: есть бог! В рас-пашонке! Такой, как наш молоч ник Максим Петрович. С бородой! И скан-форкой на голове. Д а? Мама Галя смеялась: — Теперь, Игорешка, никогда не будет войны! Людмила Михайловна увидела в окна второго этаж а Вихрову, кото рая и кружилась и что-то напевала вместе с сыном, и кружилась и напе вала. Из открытых окон Вихровых неслись марши, один за другим — м а ма Галя отвернула регулятор до отказа, и репродуктор надрывался от усердия, довольный тем, что ему позволили кричать, сколько влезет. — Галина Ивановна! Галина Ивановна! — позвала Аннушкина. — Я — Галина И вановна !— сказала мама Галя, перевешиваясь из окна. — Кому я нужна? Кто меня зовет? — Что случилось, ради бога? — Победа! Слава богу! — Никакого бога нет! — сказал Лягушонок. — Это просто так гово рится! В этот день у Зины был отгул. Последние дни она чувствовала себя нездоровой, мучили головные боли — тупые, холодные боли в затылке. Какая-то лень, обезволивающая и расслабляющая, наваливалась на нее. «Отлежусь! — сказала она се б е .— Просто устала. Pie двужильная же!» Она пролежала на тахте до полудня, наслаждаясь тишиной и без дельем. Соседи были на работе, их дети — в школе. Машины по Плюснин- ке ходили мало, из-за бездорожья. Зинин дом был точно погружен на дно моря, шум с берегов которого доходил до Зины ослабленным толщею вод. Она выспалась. Но как хорошо было лежать, никуда не торопясь, никому не нужная, ни в ком не нуждающаяся! Вдруг мимо ее окон пробежали дети. Она слышала, как застучали они ногами на крыльце соседей, как з а хлопала входная дверь на другой половине, как заорал вдруг репродуктор за стеной. «Из школы сбежали, черти!» — подумала Зина, с неохотой про щаясь с тишиной. Она убрала постель. Оделась, натянув на себя черную юбку в обтяжку и черный джемпер, которые так выгодно подчеркивали линии ее безупречного тела и выделяли белизну лица и рук. Хмурясь, она включила репродуктор. Тотчас же грянули в ее комнате военные марши и песни. Потом на полуфразе, на полутоне музыка оборвалась. — Говорит Москва на волне семьдесят один и две десятых метра!—
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2