Сибирские огни, 1962, № 6

— Ирка!—закричал он так, что Марья Васильевна невольно загляну ­ л а в кабинет. — Война кончилась! Они капитулировали! Ирка, слы­ ш иш ь— война кончилась!!! — Знаю! — тоже закричала в ответ Ирина. — И нам только что зво­ нили из радио. Сейчас будут передавать по ретрансляционной сети, по го­ роду. У нас тут... столпотворение, все будто с ума сошли! К телефонам не подойти — все звонят, кто куда! Одну минутку, товарищи!.. Дорогой мой! Поздравляю тебя! — И я тебя! И товарищей, Ирка! — Ты к нам не зайдешь сейчас? — Д а мы митинг готовим, Ирка. Такое дело! — Тогда увидимся на площади. Ладно? Вместе домой пойдем. Л ад ­ но? А пока я тебя крепко-крепко целую, Ванечка... Ирина вдруг замолкла. Слышен был только фон — слабое потрески­ вание, какой-то шорох. Иван Николаевич д аж е задохнулся от нечаянно, в порыве радости, произнесенного имени. Все двадцать четыре года вме­ сте прожитой жизни Ирина называла мужа Ванюшей, Ваней, Ванюшкой и Иванко-крылатко за непоседливый нрав. А Ванечкой они называли сы­ на, в отличие от отца. И вану Николаевичу почудился подавленный стон. С испариной, неожиданно выступившей на лбу, он подул в трубку. И вдруг ясно и отчетливо услышал всхлипывания Ирины. — Ирка! — закричал он. — Не смей! Я прошу тебя, Ирина! Не надо! Но Ирина уже положила трубку. Тонкие частые гудочки весело зап ­ лясали на слуховой мембране: ту! ту! ту! ту! ту!.. Когда Дашеньку вдруг из цеха вызвали к парторгу ЦК в Арсенале, она дрогнула даже: что случилось? Прорыв? Кто-то из комсомольцев на- партачил? «Ой, не буду загадывать! — сказала она себе. — Чего душу су­ шить? Сам скажет, как приду!» ...Из кабинета парторга, где собрались все секретари цеховых пар­ тийных организаций и комсорги цехов, она летела, не видя ничего перед собой — скорей в цех! Но, стрельнув глазами в сторону общежития, д аж е не сознавая, что делает, ринулась туда. — Милая! Д а на тебе лица нет! Что за беда?! — испуганно воззри­ лась на Дашеньку комендантша, шуруя в топке печи — огромной, пышу­ щей жаром, обогревающей все девичье общежитие. — Победа! — сказала Даша и ворвалась в комнату, где на своей то- шенькой постели леж ала рыженькая Танюшка, — она была больна. Т а ­ нюшка то ли спала, то ли задумалась, леж а неподвижно и вытянув поху­ девшие руки вдоль тела, держ а в одной зеркальце. Даша подбежала к кровати, заглянула в грустные глаза подружки, обняла ее. Тревога тот­ час же вспыхнула в глазах Рыженькой, но сердцем, еще прежде чем Д аш а смогла что-либо выговорить, она поняла, что та прибежала не с худыми новостями: — Танюшка, родная! Я тебе радость принесла! — сказала Даша . — Победа, Рыжик мой хороший! Поправляйся скорее! Тебе пер­ вой, больная моя! Сейчас — бегу в цех! И Дашенька побежала прочь, стуча на бегу каблучками, подбитыми для прочности железными подковками. И уже на бегу догнал ее завод ­ ской гудок, что вдруг, в неположенное время, дал свой голос. Дашенька видела, что на нефтеперегонном тоже вдруг заклубились кудрявые зави ­ тушки пара, и тонкий, какой-то озорной свисток нефтеперегонного пошел в подголоски к басу Арсенала. И там откуда-то послышались еще и еще гудки — долгие, протяжные, певучие, — как Седьмого ноября или Перво­ го Мая, когда гудки фабрик и заводов не зовут людей на работу, а поют вместе с ними от радости, переполняющей сердца... Людмила Ивановна Аннушкина, мать Генкиного приятеля Мишки,