Сибирские огни, 1962, № 5
Плохо писалось в тропиках, едва справляешься с секретарскими обя занностями. А тут повеяло холодком, иной ветер, почувствовалось что-то родное, потянуло работать. Пора домой! Уж несколько раз просился у адмирала, да все без толку, то отпускает, то не отпускает. Сегодня хотел объясниться решительно — шторм помешал. Адмирал готовится к отплы тию в Японию. Шлюпки ежедневно ходят на «Диану» и обратно, идет пе ретасовка полная. Путятин частично заменяет команду и офицеров «Диа ны» своими, палладскими. С Унковским охотно расстается, терпеть его не может. Обвиняет Невельского, но он не виноват, что «Паллада» не может войти. Парохода не было. Экспедицию, говорят, обманывали, обещаний не исполняли, люди мерли от голода. Дорого приходится расплачиваться морякам за лень господ петербуржцев. Да, причина не здесь, где собрались люди редкой энергии, и сам Му равьев ею пышет, а в глубине России. Моря у нас есть, а интереса к мо рям — нет. Может быть, теперь, после Нахимова, появится. Как опишешь отчаяние, владеющее всеми, когда фрегат тянет, бессмысленно надры ваясь, бог знает зачем. Сказать прямо нельзя. А смягчить — значит, все испортить. Не сказать, не намекнуть даже — подло, право, подло. Воронин привел двадцатичетырехвесельную баржу. Построена Не вельским на Петровской косе и названа «Бабушка» — бабушка русского флота в Приамурском крае и первенец местного судостроения. «Паллада» движется по лиману на буксире «Бабушки». Когда позволяла погода, шлюпки продолжали ходить к мысу Л аза рева. Там выстроены укрепления. На рейде — «Диана». Там же разгру жается прибывший с товаром американский бриг. На случай, если бы вражеская эскадра подошла, экипаж «Паллады» отправился бы в по мощь «Диане». На берегу построены казармы, пекарня... Все сначала... Забот у Путятина по горло. Предстояло решить перед лицом истории, кто же станет тут русским деятелем и подвижником, чье имя озаглавит тихоокеанскую эпопею. Много сделал Муравьев, да отстал в понятиях. И, видимо, офранцузился! Остальные не в счет. Побывав на устье Амура, Путятин почувствовал, что без его участия, прежде подписания трактатов с Китаем и с Японией об открытии их пор тов для русской торговли — Россия сама по себе вышла на берега Тихого океана в местах, куда более удобных, чем Охотск и Камчатка. Торговля завязалась без договоров, по способам русского простонародья. В этом Невельской преуспел. Но припишется, конечно, Муравьеву. Желал бы и Путятин выдвинуть что-то важное, как памятник русско го дела на Востоке, и уравновесит^ деятельность Муравьева. Здешние офицеры все твердят, что юг нужен. Может быть! Но не важней ли от крыть порты иностранных государств? Путятин прощал Невельскому резкости и выходки за то, что полезно го много высказывал. Человек он острый, с умом. Да ведь он с великим князем служил! Был его вахтенным начальником. И его высочество лю бит, говорят, Невельского. Путятин его в душе немного опасался. При всем христианском смирении, доброжелательстве и благораспо ложении к людям Путятин не со всеми ладил. Многие из окружающих не заслуживали его расположения. А Геннадий Иванович — заслужил. В Амур не очень верил Путятин. Эта река дела не решает. И если во главе государства будут благоразумные люди, то не на Амур направят они русскую энергию, а на соседние государства. ...Вот надо курьера отсылать с бумагами в Петербург. С губернато
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2