Сибирские огни, 1962, № 5
свой экипаж и свой фрегат. На палубе лужи крови. У борта все обгорело, есть пробоины. А какой был красавец фрегат! Из истории известно, что английский флот не терпел поражений и не может быть разбит. Как все это случилось? Столько мертвых, переломан ных костей, крови. Знамя потеряли! Паркер убит. А почему Прайс застре лился? Явная чертовщина. Общественное мнение определенно говорит, что воевать тут больше нечего, да и не из-за чего. Какие там меха? Нечего воевать с ведьмами и нечистой силой! Маркешка видел, как в город и к «Авроре» несли убитых и раненых. Страшно было смотреть, как мальчика пронесли с оторванной рукой. «Кровью, братцы, досталась нам победа», — говорил Завойко. Вот перед Маркешкой навзничь лежит аврорсккй матрос, лихой плясун. Ему ядром перебило ногу в коленке, она была согнута, и из нее вышла и торчала бе лая кость. Матрос, видимо, уже не чувствовал ничего. Он был еще жив и дышал тяжело, но ровно, как уставший. Глаза его полузакачены. Несколько полос крови протянулось в тайгу: или кого-то вынесли на носилках, или тяжелораненый сам бежал. Кровью политы мох, земля, сучья. Урядник Скобельцын, объявивший когда-то на барже, что англичане не страшны, а главное русский штык, да сила, лежал в луже крови... Завойко приказал явиться к себе попу и дьякону и задал им «распе- канцию»: — Я сам молился о ниспослании победы и благодарю бога, что он услышал молитвы. Но запрещаю вам объяснять победу тем, что впереди стрелковых партий летели ангелы. Я говорю вам потому, что этого не мо жет быть, и потому, что у врага еще много войска, и мы должны ждать третьего приступа: солдат должен надеяться на себя и на свою силу. Ве рить в бога, но не рассчитывать, что вылетит из-за сопки ангел и поразит того, кого он сам должен застрелить или заколоть штыком... Собраны были все брошенные противником штуцера и патроны к 4им. Наутро нашлись охотники, которые ныряли в воду и доставали утоп ленные ружья. А на берегу с утра отпевают, гробы сколачивают... Съезжались вдовы и дети убитых из деревень. Всюду рыдания, вопли. Маркешка стоял на часах у лагеря. Сегодня полные баркасы с тру пами пошли от фрегатов в Тарью. На вражеской эскадре спозаранку — стук — починяются. У нас к ве черу под Никольской сопкой вырос огромный холм братской могилы. Прапорщик Николай Можайский строит новую батарею на седловине. На другой день опять похороны, умерли люди в лазаретах. Мальчик с оторванной рукой остался жив. Завойко ходил по укреплениям, ободряя людей. На четвертый день утром на эскадре подняли паруса, и корабли, один за другим, стали уходить в ворота. — Не стрелять! — приказал Завойко.— Пусть уходят... В городе молебен. Завойко снова держал речь... Заговорили про награды. Но про Маркешку никто не вспомнил. Он и сам стал думать, что кто-то другой попал в адмиральский фрегат. Всегда, что бы он ни делал, считалось пустяком. Единственное, что люди за ним признавали, это ружья, которые он умел делать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2