Сибирские огни, 1962, № 5

видимо, и были первые уроки коллекти­ визма, первые уроки уважения к труду. Чалмаев помнит, конечно, что завод не всегда был источником солнечного света, тепла, радости. Были прифабрич­ ные «Вышкварки», в которых ютился рабочий люд, где жили «голо, босо и без пояса». В дни получки в кабаках ра­ зыгрывались отчаянные сцены; и он ри­ сует эти сцены по воспоминаниям, на­ печатанным в разных томах «Истории заводов». Токарь Дрокин запомнил сло­ ва своего отца, рабочего паровозострои­ тельного завода, сгоревшего от водки: «Эх, работища наша, продуху не вид­ но... Кувалда не крылья, сколь ни ма­ хай, высоко не взлетишь». Это верно, конечно, и В. Чалмаеву удались картины подневольного труда в капиталистическом обществе. Но не од­ носторонне ли показывает труд той эпо­ хи советский литератор? Не видит ли он мир прошлого глазами чувствительного буржуазного писателя, когда повторяет слова Зомбарта: «Уныло, бледно, безна­ дежно течет вечно одинаковая жизнь про­ летариата: без ритма, без полета, без со­ держания. Однообразно, монотонно. Се­ ро. Подобно холодному дождливому но­ ябрьскому дню. Подобно унылому, все- обволакивающему дождю». Ведь труд, если и не всегда, то часто приносил радость и в те времена. Вспом­ ним лесковского Левшу, горьковского Сатина, который говорил о счастье, ког­ да труд — удовольствие. Вспомним мно­ гих других героев Горького и, конечно, не одного Горького. Критик должен знать, что русские рабочие-революционеры обладали, как правило, высокой профессиональной квалификацией. Вообще, эксплуататоры были не в силах лишить индустриально­ го рабочего всей радости труда, обездо­ лить его так, чтобы он не мог гордиться ценностями, созданными его руками или управляемой им машиной. Если б было иначе, пролетариат не смог бы предвос­ хитить радость общественного труда, создать еще в недрах капитализма свою коммунистическую идеологию, свою партию. Но вернемся к статье Чалмаева. Опи­ раясь на очерки того времени, критик рисует картины труда в эпоху первых пятилеток, изучает психологию недавне­ го крестьянина и отходника, ставшего рабочим социалистического предприя­ тия. Никаноров, один из таких моло­ дых — не по возрасту — рабочих, рас­ сказывал спустя несколько лет, что ехал он за длинным рублем, а тут поглядел, как работает советский народ и — со­ весть ушибла! И. П. Бардин нашел сло­ ва, исполненные великолепного презре­ ния по адресу одного из своих загранич­ ных коллег: « — В чем нашел он смысл жиз­ ни? Неужели в том, чтобы хорошо по­ есть и выпить? Как мало ему, оказы­ вается, надо для счастья! Он показался мне совсем маленьким, таким, каким обыкновенно видят предметы в их обрат­ ной проекции в бинокле». О Лихачеве, первом директоре мос­ ковского Автозавода, автор пишет: «По­ ражает удивительная цельность этой натуры, шекспировское богатство харак­ тера». Творческое горение Лихачева не угасало, не оскудевало многие десяти­ летия, в любых условиях; вечным па­ мятником ему, помимо московского Ав­ тозавода, остались заводы, созданные в эвакуации на Урале. Здесь, однако, надо сделать серьезный упрек критику. Увле­ ченный повествованием, материалы для которого он черпает, чаще всего, из очерков, он почему-то забывает сослать­ ся на источник. Образ Лихачева безус­ ловно взят из талантливого очерка Та­ мары Леонтьевой, но имя ее даже не на­ звано... Можно сделать и другие замечания В. Чалмаеву. Язык, которым написаны «очерковые» страницы статьи, мог бы быть более точным; автор должен пре­ секать в самом зародыше склонность к декламации. Читатель статьи все же видит, что те­ ма исследования — образ рабочего в советской документальной литературе — личная, волнующая для критика, не­ давнего рабочего подростка, нынешнего советского интеллигента. Научная кри­ тическая аргументация автора не по­ страдала от «очерковой» манеры пись­ ма. Статья В. Чалмаева, при всех ее не­ достатках, оказалась насыщенной лите­ ратурными и жизненными примерами, доказательства выстраиваются в ней в достаточно стройную систему. Эмоцио­ нальная окраска статьи, ее лирическая тональность пошла ей на пользу. Следо­ вательно, еще раз — хоть и на несовер­ шенном примере — доказано, что худо­ жественная публицистика обогащает критику. Н а т а л ь я С о к о л о в а выступает на страницах печати и как критик, и как прозаик, и как очеркист. Нетрудно за­ метить, что это «совмещение профес­ сий» наложило особый отпечаток на ее критические работы. Но, впрочем, мож­ но ли говорить в данном случае о раз­ ных профессиях? Ведь критик — такой же писатель, как прозаик или поэт — это признано, скажем, уставом нашего творческого Союза! Критика Нат. Соколовой всегда пуб­ лицистичная, личная. Подчас в ее раз­ вернутых рецензиях или обзорах труд­ но разграничить эти два жанра: очерк и критическую статью. Притом «очерк», опирающийся на личные наблюдения пи­ сателя, вполне органично входит в ткань размышлений критика о литературных произведениях, о том, насколько выра­ зительны и убедительны художествен­ ные образы рецензируемых произведе­ ний, правдивы ли они.