Сибирские огни, 1962, № 5
Мы продолжаем медленно ползти наверх. Обгоняем груженый грузовик, ко торый взбирается еще тише. Шофер удобно развалился в машине и флегматично поглядывает в окошко: наверное, не первый раз проезжает через перевал и при вык к этому нудному движению машины. Костя уехал вперед. Но я замечаю, как мой мотор начинает тянуть еще хуж е , и останавливаюсь. Из радиатора по отводной трубке выбрасывается силь ная струя пара, перегревшийся мотор отплевывается сердито и шипит. Нужно дать ему время успокоиться. Мы с Севкой перебираемся через придорожный кю вет, проходим несколько шагов и располагаемся на траве, в окружении немысли мого количества цветов. Деревьев поблизости нет, они растут значительно «иже и выше от дороги, и весь пологий склон горы, вдоль которого идет дорога, похож на гигантский многоцветный ковер. Никогда на сибирских лугах я не встречал такого цветочного изобилия, как на склонах Семинского перевала, где в глубоких ложках круглое лето ле жит снег. Альпийская флора! Как ее цветы не похожи на своих собратьев с наших сибирских лужаек. Они и ярче, и разнообразнее, и больше по величине. Вот бе лые соцветия раскидываются большими красивыми зонтиками. На высоту чело веческого роста тянутся стрелки, усыпанные вверху синими мелкими цветами. А вот похожие на наши ромашки, только большие, с лепестками такого непере даваемого оранжевого цвета, что любой художник пожелтел бы от досады, пы таясь найти подобную краску на своей палитре. Наверно, где-нибудь здесь растут и эдельвейсы, эти короли альпийской флоры. Но я их знаю только по описаниям, никогда мне эдельвейс не попадал ся на глаза. Натужно вздыхая мотором, «Москвич» карабкается все выше и выше. Ста новится заметно холоднее, исчезают цветы с полянок. Седые кедры подвигаются ближе к дороге, как бы желая посмотреть, а что ж е на ней происходит. На по лянках, вместо цветов, торчат одинокие лиственницы, разбитые грозами. Древе сина их крепкая, долго не поддается гниению. И стоят эти обугленные великаны, мертвые, но не упавшие, расставив в стороны обломанные сучья, придавая осо бую мрачность и без того суровому пейзажу. А вот и арка на вершине перевала. З а ней — памятник погибшим партиза нам — высокая деревянная пирамида со звездой наверху. Сььро и холодно во круг. Плотные тучи ползут прямо по верхушкам нахмуренных кедров, цепляются за звезду на вершине обелиска. Мы кладем у подножия его букетик цветов и устремляемся вниз, к солнцу, свету и теплу. Я спускаюсь на включенном моторе и на тормозе. Стоит снять ногу с педа ли, как машина сразу увеличивает скорость, ветер начинает посвистывать в за крылках окон, подзадоривая прибавить хода: «дорога ж е прямая, широкая — запнуться негде...» Разогнать машину при спуске с Семинского перевала легче легкою , стоит только послушать ветра-озорника. И разгоняют иногда, особенно те водители, которые только что чистили карбюратор на подъеме. Разгоняют, забывая, как трудно затормозить на уклоне груженую машину. Неподалеку от нас вместе с нами спускается под гору речонка Туэкта. Она похожа на Сему как две капли воды. И не мудрено — они же сестры, обе роди лись на вершине Семинского перевала, только судьба развела их, послав- одну на север, а. другую — на юг. Туэкта, опустившись в долину, приводит нас к более многоводной речке Урсул. Теперь мы поедем рядом с ней до самой встречи с Ка- тунью, которая где-то еще далеко от нас свирепо пробивается через горные хребты. За селением Туэкта, неподалеку от дороги, поставлен скромный обелиск. На памятной доске тридцать фамилий. Прочитаешь и невольно обратишь вни-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2