Сибирские огни, 1962, № 5

вынул из кармана деньги и бросил их ба б е ,— Давай, выгружайся. На другую машину сядешь, тебе что. Парень с ершиком оторопело смотрел на эту сцену. Пожилой водитель прикрикнул на него: — Ну, чего ты? Сказали тебе, иди снимай палец ,— и прибавил вполголо­ са:— А ты говоришь— гробовоз!.. Давай инструменты, что ли. Чего выстолбился-то! Кешин снял спинку сидения, бросил ее под колеса — чтобы не лежать не земле — полез под машину... Горы приближаются к дороге незаметно, как бы подкрадываются. Вот их каменистые осыпи показываются над вершинами деревьев. Когда мы останавли­ ваемся и выключаем моторы, в лесу слышен непонятный, несмолкаемый грохо­ чущий шум. Он то нарастает, то затихает, множится эхом, и трудно определить, откуда он доносится. Севка и Костя, по привычке горожан, задирают головы, оглядывая безоб­ лачное небо. — Не туда смотрите,— говорю я .— Это Катунь шумит. — Пороги начались! — всполошился Костя.— Так чего ж е мы здесь стоим? — Успеешь, насмотришься. Тут к реке на машине не проберешься. Через несколько километров деревья расступаются, открывая свободный проезд. Я переваливаю придорожный кювет и останавливаюсь у самого берега. Приземистая сосна встречает меня как старого знакомого. Я знаю, что вон там. у кустов, удобное место для палатки, там все еще торчат прошлогодние колышки! А здесь — разводили костер: лежат закопченные камни. Подумать только, прошел год, а они все еще лежат здесь , как будто костер разводили только вчера. Вот и тропинка между скал. Мы втроем спустились к самой воде. На всем протяжении Катуни — за исключением низовий — берега ее — сплошной камень, очень редко — песок. У самой воды не растет ничего, частые паводки вырывают все живое и вычищают берег на высоту двух-трех метров, куда достает свирепая катунская волна. И только выше начинаются заросли тра­ вы, кустарников и деревьев. Здесь , где мы стояли, у берега была заводь. Вода в ней ходила медленными кругами, как будто закручивалась тугая стальная пружина. Из воды повсюду торчали здоровенные каменные глыбы, темно-красные, бурые, с ржавыми на­ теками, то плоские, как столы, то граненые, как обелиски. На средине реки — бешеная пляска вспененных струй и крутящихся валов. ’ Катунь грохочущим потоком вырывалась из узкого ущелья, на ее пути стоял ка­ менистый продолговатый островок — «кораблик». Макушка его поросла невысо­ кими соснами и корявыми, скрученными березками; непонятно, как они там удер­ живались и чем жили: весь островок — сплошная каменная глыба. Катунь с раз­ бегу ударялась в «кораблик», и нос его, как сказали бы моряки, «по самые клю­ зы» ушел в клубящуюся воду. Казалось, он сам мчался вверх по реке, пробивая дорогу через штормовую разъяренную волну. Темные, угрюмые скалы, мощные, узловатые деревья, сумасшедшая реву­ щая река — первозданный хаос природы, суровой и величественной. Я покосился на Севку. Мне показалось, что и его лицо выражает удоволь­ ствие, если не восхищение. Заметив мой вопросительный взгляд, он понял, чего я ж ду от него, и наклонился ко мне. Катунь ревела так, что обычным голосом разговаривать не было возможно­ сти. Я с готовностью подвинулся к Севке, подставил ухо. — Ть?- знаеш ь ...— он помолчал, как бы подбирая слова .— Пожалуй, непло­ хо бы сейчас вымыться. Запылились здорово за дорогу. Я не стал доставлять ему удовольствие своим разочарованием и отправился за полотенцем.