Сибирские огни, 1962, № 5
— Как это? — не зная сама для чего, спросила Полина. — А так. Расписку, что востребовать не буду. Официально заверяет ся. Документ. Го-осподи, разве я враг своему дитю-у? — протянула жен щина, подхватывая с пола малыша.— Разве я не хочу, чтобы пил-ел сладко, на льняной простынке спал? У мамки-то ни постельки порядоч ной, ни скатерки на стол набросить, если гость пришел. Уж какие сбер книжки — десятки свободной за душой нету. Женщина вопросительно взглянула на Полину, отчего та заволнова лась, раскрыла сумочку и начала совать деньги Тонькиной матери: • — Возьмите, возьмите, больше нет при себе...,- Хотите — заедем ко мне, я там достану. — Это зачем же? — недовольно вмешалась воспитательница.— Вот ее адрес, пришлете, если захотите. А ты иди к директору, — обернулась она к Тонькиной матери и, когда та вышла, сказала Полине: — Адреса не сообщайте — замучает. Мы уж ученые. И ее знаем. Второго сдает нам, да в доме младенца есть. Ни одного при себе не дер жит. И все от разных. Распустилась совсем. А требованья — только по слушайте! Конечно, с ними ей караул кричи — работает в подсобных, жи вет в бараке. Но все равно. Ни учиться не хочет, ничего,- Полине вспомнилась подсобная в цехе — плотная немолодая тетя Нюша. Когда подтаскивала ящики с деталями килограммов в двадцать, мучительное напряжение дрожало в губах. А эта, Тонькина, такая не мудрящая!.. ...Домой Полина бежала, крепко прижимая к себе Тоньку. В автобу се мальчик начал рваться, бить Полину по лицу, кричать и плакать. «Ма ми, ма-ми!» Казалось, пассажиры глядят подозрительно. Сошла останов кой раньше, растерянно думая: «Что же я натворила? Что с таким ма леньким буду делать?» Открыв дверь, Настасья Иванна так и вскинула руками: — Бат-тюшки, мальчишку приволокла! А маленький-то! Что же ты будешь делать с ним? А разглядев Тоньку поближе, совсем расстроилась: — И глаза какие-то белые, никто не поверит, что твой. У Тоньки резались верхние задние зубки, и он нудно плакал. Полина, как маятник, моталась по комнате. Она то распахивала окно, впуская жи вительную майскую ночь в дом, то прикрывала, пугаясь, что Тонька про студится. Уткнувшись головенкой ей в шею или плечо, он затихал, едва же попадал на постель, принимался хныкать и хвататься за Полину. Под утро, вконец измучившись, положила его с собой. Он и сонный тянул ру чонку и щупал возле себя, проверяя, тут ли она. Господи, до чего нескладная, всю жизнь сама себе чего-то громозди ла, чего-то мудреного добивалась! Даже Тимофея — и того! Застенчивая, красневшая от одного намека, от мысли, что о ней могут подумать нелад но, тянулась к смелым. Сильным — им хорошо: поставлен вопрос—разре шен. Им легче жить... А ей?.. Ладно еще — на станок не перешла! А утром Тонька проснулся, сел на кровати и, заглядывая в Полинино лицо, занавешенное черными волосами, позвал каким-то особенным го лосом: — Ма-ма, ма-ма-тя-а! Полина слышала, но глаз не открыла. — Ма-ма! Ма-ма-тя-а! — Ах ты, торчок! Дай матери поспать! — шикнула Настасья Иванна. — Да я не сплю уже,— Полина, взглянув на розового Тоньку, топ тавшегося в ногах, вдруг улыбнулась: — Дал он мне сегодня звону!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2