Сибирские огни, 1962, № 5

В руках Настасьи Иванны, сидевшей на диване, посверкивали спицы (обтрепались рукава у Полинкиной кофточки!). Высвободив из белого, подвязанного под узелок платка правое ухо и наставив его в сторону ре­ продуктора, исходившего воронежским «Страданьем», она говорила ти­ хим, увядшим голосом: — Был у нас еще дядя Веденей. Занедужил как-то, и дали ему в боль­ нице снадобья вот такую бутыль. Черную, иззеленя. А ему за дровами ехать. Поглядел он.— «Давай, думает, выпью из горлышка, сразу небось полегчает». Поехал... Встречается кум, а Веденей лежит на дровнях — руки-ноги в стороны, надулся весь, раскраснелся.— «Ладно ли с то­ бой?» — кричит кум. «Ладно ли?» — поразило Полину громче сказанное слово. Слово привязалось к Полине: «Ладно ли, ладно ли, ладно ли?..» В темноте за окном качался фонарь на проводе, мокрая мостовая тускло отражала огни из окон, проскакивали по ним тени прохожих. Ку­ да? Зачем? Полина прикрыла рукой глаза, и тотчас в искрящейся черноте возникли прямые, широкие плечи Леши. Веревкой легла наискось по шее жила, как всегда, когда перемещал суппорт. Бумажный коричневый сви­ тер облегал тело. Видны под ним очертания майки... Полине стало нелов­ ко и жарко. «Не ладно! — она открыла глаза.'— Не ладно, не ладно!.. Пойти бы куда!» По субботам и воскресеньям ходила иногда к знакомым, подружкам. Ей бывали рады, но всегда лишь как дополненью к семейной радости. Она сидела, улыбалась, хвалила детей, поддакивала чужому счастью, а в душе бесновалось что-то мутное, отравляющее настроение, чего сама стыдилась. И чтобы никто не заметил того, улыбалась снова... А не приди она, кто затоскует? — Третья почка, значит, у него объявилася,— тек в уши вязкий рас­ сказ.— Профессор сказал: «апонкратий». И только разрезали — сейчас и увидели. Вот как так можно заранее угадать? Да... Полина съежилась: «Мама, родная мама, неужели ты ничего, ничего не чувствуешь?..» По окнам хлестнули длинные косые струи. — Никак, дождик? — Настасья Иванна подняла голову и долго, под­ слеповато смотрела в сгорбленную у окна спину дочери. — Ну и ладно, что девочку не взяла,— сказала она.— Расход-то ка­ кой! А теперь, может, подкопишь на телевизир. С ним не соскучишься. — Нет уж,— обернулась Полина.— Обойдется как-нибудь без теле­ визира! — Она беззлобно, но с удовольствием выговорила это слово оди­ наково с матерью. Их было много. Тоненькие и светлые, ясноглазые и угрюмые, бойкие и застенчивые, надутенькие. И ни одной, как Наташа, с лукавеньким по­ ниманием в черном глазку, с доверчивой и уверенной смелостью в быст­ рых движениях. Полина жалела их всех вместе, сочувствовала каждой слишком коротко остриженной головенке. Но ни к одной не потянулась сердцем, как тянулась к Наташе. Побывав уже в третьем детском доме, выходила оттуда удрученная и как бы пристыженная. Воспоминание о Наташе мешало остановиться на какой-нибудь дру­ гой девочке, все казалось — не сможет Полина ее полюбить. Она не понимала, что сейчас хотела взять ребенка от отчаяния, оди­ ночества, словно назло кому-то. И сочувствие себе, сознание собственной несчастности было сильнее сочувствия этим детям. Они рождали в ней только растерянную беспомощность, неверие в пользу своего замысла. Но отступиться уже не могла. И от того, что решение не давалось, вышла