Сибирские огни, 1962, № 5
«Ох, и хорошая же скотинка!» — Полина толкнула дверь, нарочно подняв голову. Тимофей вместе с Лешкой выкатился за ней. А через секунду улицу прошил задорный Дашухин крик: — Тима! Не заблудись, смотри! Мы сегодня в кино, не забудь! «Старается держаться на уровне,— усмехнулась про себя Полина.— Передо мной, что ли? Неужели ревнует?» Странное отношение было у нее к Дашухе. То ненавидела до темноты в глазах, жгуче, надсадно, представляя, что ей теперь достается скупое тепло грубых и жадных ласк Тимофея. То вдруг жалела противной, скользкой жалостью, видя, как фасонистая Дашуха являлась вдруг на ра боту, кое-как заправив под шапку волосы, пожелтевшая, подурневшая, с опухшим от слез лицом, и, сердито проверяя пропуска, отводила глаза от людей. «На сколько-то тебя хватит? — думала ’про нее Полина.— Я-то годы терпела». Перед нею Дашуха еще скрытничала, хотя Полина по каждому дви жению знала, что довелось той перенести в эту ночь или утро. Но при других открыто кляла Тимофея, и поговаривали, что спуску она ему не дает и давно убежала бы, если бы не дочка..Дочке ихней исполнялось полгода. Голые стволы тополей, обступившие широкий тротуар, блестели в хо лодном свете припорошенного снегом дня. Снег то и дело сыпался с вет вей на мокрый асфальт, на нездорово белые газоны — это возились на де ревьях воробьи, пронюхавшие про весну. «Ребенок — дело большое!— думала Полина.— И, значит, силу Дашуха имеет, если блажит на всю улицу про кино». Ох, не стремилась она «держаться на уровне», были в довольном Дашухином голосе и власть и хвастовство. «Для меня, для меня кричала! Показать, как ладно с Тимофеем живут».— На мгновенье что-то сдавило Полине горло, под ступило к самым глазам, и стайка воробьев, слетевшая под ноги, оголтело захлопотав вокруг рассыпанных семечек, обидела ее вдруг чрезмерной сво ей жизнерадостностью. Давно отстав от мужчин, поднялась Полина на переходной мост. Скучно-смутное, без всякой окраски небо висело над бесчисленными путя ми, заставленными платформами со знакомой продукцией их завода, над городом, начинавшимся россыпью бесцветных домов, над розовым дымом берез иззябшей рощи. Небо давило, пугало, нагоняло тоску. Сегодня суб бота, Дашуха с Тимофеем в кино пойдут. Вдвоем. А может — и завтра. А она все одна. Лешка — тот запросто подхватит кралечку на вечерок. А она одна. Новый поток рабочих нагнал, захлестнул Полину, увлек за собой. А зачем? Они-то спешили к мужьям и женам с детьми, к дружкам и неве стам. Погоди, закружат по улицам парами. А сойдут снега — потянутся в рощу. Ее хорошо видно с моста, и всякий раз, проходя тут, Полина поче му-то вспоминает, что никогда еще не была там. И ладно. Она останется дома, будет ходить из угла в угол, выискивать дела, печь по новому ре цепту пирог, которым некого угощать (матери — той нельзя сдобного, да она и уедет скоро), корпеть над вышивкой, которую некому оценить, наг лаживать кофточки, в которых не перед кем форсить, и все для того лишь, чтобы создать впечатление: и она живет! Внезапно в Полине словно осе ло что. Приплетясь домой, думала о том же. Руки ни к чему не лежали, де лать ничего не хотелось. Обе библиотечные книжки —история одной блаж ной заграничной мадам и бодрый роман из колхозной жизни — вызывали ■скуку: в них не было и намека на тягучую, крученую Полинину тоску.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2