Сибирские огни, 1962, № 5

хочет взять прокурор города. Так уж вышло... Очень настаивает. Просто влюблен в девочку... И так как Полина молчала, женщина, сидевшая перед ней, деликат­ ным движением поправив прическу, начала снова: — А вам подберем. Столько прекрасных детей!.. Но вы не показывай­ тесь, пока ее не возьмут, а то она... — женщина даже улыбнулась, — спра­ шивает про вас. Понимаете, прокурор просит, такой человек, как отка­ жешь? Ведь дом наш на хорошем счету у начальства, никогда нас не оби­ жают, так что и мы должны... Понимаете? И в порыве сочувствия, или потому, что Полина продолжала молчать, директор нашла нужным пояснить: — Они хотели мальчика, но Наташа сбила их с толку. Ну, вы-то мо­ жете это представить! — И опять дрожала гордость в басовитом голосе, но гордость чиновничья, казенная, заморозившая Полину. — Д а вы не рас­ страивайтесь. Вы, конечно, понимаете, как ей там хорошо будет! Т а м ей будет хорошо... Там не придется занимать, чтобы сбить одежонку дочке. Полина отлично понимала. Но горячий, удушливый ком забил горло, и губы мелко-мелко дрожали и что-то дрожало внутри — вид­ но, все еще болела Полина!.. И снова няньчила чужие детали. Цилиндры, диски, валы... Диски, в а ­ лы, цилиндры... Контрольные усики точно входили в канавку. Скоба, штанген, угломер. Полина, не глядя, доставала нужный меритель. Двенадцать деталей, обработанных Кныревым, еле уместились на контролерском столе, — двенадцать массивных валов. Гонит Лешка свои изделия уже в счет будущего года! Сколько операций в детали, почти столько же раз припечатает Полина клеймо. Эх, и профессия! Да скоро она совсем отомрет— при коммунизме ка ­ кая в ней надобность? — Гляди, надорвешься! — серьезно произносит Кнырев, но смех буль кает в горле. Их головы на одном уровне, и подними Полина глаза, они упрутся в светлые глаза Леши. Ресницы и брови у него тоже светлые, и от того, что ресниц не заметно, глаза оголенные, с наглецой. Когда смотришь, видишь одни глаза. И Полина старается не смотреть. Под голубым бесстыдным взглядом она теряется, забывает слова, становится неловкой и думает только о бе­ зобразном шраме на шее. Упрямо выверяет сечения по чертежу, меняет мерители, хотя Кнырев — известно — из лучших токарей, и валы его — хоть на выставку! — Погляжу я на тебя, какое добро пропадает! — балагурит Кнырев, следя за тщательными ее движениями. — Ведь прогадал Тимофей, дурак лаковый. В дотошной бабе самый изюм! — с каким-то стыдным намеком подмигнул он и вдруг подался к ней: — Охота мне тебя на дому поглядеть. — Иди ты в болото! — Полине помогает иногда снисходительный тон — мальчишкой ведь знала, и все-то ей ясно в нем! — А что? Чтобы женщину, раскусить, ее надо в домашней обстановке увидеть. Когда позовешь? Не любила Полина, чтобы смеялись над ней. (Оттого молчала боль­ ше, боясь сказать невпопад, оттого стеснялась на собраниях выступать). Но не было сил оборвать Лешку иль отвернуться. Не все, не все ясно Полине. То жил на свете мальчишка-оторва Леш­ ка Кнырь, чем-то жалкий ей, а то появился в цехе вышколенный армией токарь-универсал («высокопроизводительный — и сила физическая, и раз­ бирается!»), с уважительным именем Леша — русый чуб под кепку з а ­