Сибирские огни, 1962, № 5
извела на нее неотразимое впечатление. Полежав там, она словно бы не кое образование получила и тешилась новыми словами и былями-небы лицами. Полина же лучилась удовольствием, водворяя на стол детскую обув ку, непривычную в доме. — Купила все-таки? И что делаешь? Ведь носить-то уже не придет ся, — упрекнула мать. — Наденет еще, — тоже тихо, но ровно отвечала Полина. — Поеду завтра за ней — с собой возьму, от земли еще холодом тянет. И сердце на месте: все теперь у ребенка есть. Пусть поглядят, как в рабочей семье де тей берегут! — Ну, если так только, — Настасья Иванна недоверчиво посмотрела на дочь. Надо бы Полинке побойчее быть, с детства росла несмелой и застен чивой (вся в мать!), а тут муж разудалый попался, но тихая-тихая Поли на, если надумает чего, советоваться не станет. Так и в ремесленное тогда ушла, так и мужа из дома проводила, так вот и с девчонкой с этой. А за чем она ей? Суровое крестьянское сердце Настасьи Иванны ныло при мысли, что в справном Полинином доме, сбитом таким трудом, все теперь пойдет на чужого. Поставить на ноги сироту — дело доброе, да в деревне своих голоштанников хватает. Взяла бы у брата которого, как-никак — родная кровь! И разве зареклась сама ребенка иметь? Не старуха, всего тридцать четыре годика. А после операции полегчает, погоди, замуж выйдет. Она, вон, и сейчас женщина видная. Роста высокого, а рядом с таки ми же кажется еще выше — от того ли, что бедра широкие и крупные, ровные ноги и руки, иль от того, что при таком теле голова у нее неболь шая, аккуратная. И лицо приятное, да и волосы хорошие, черные с от ливом. Настасья Иванна невольно вздохнула: — Неизвестно еще, каких родителей эта Наташа твоя. — Ах, мама, ну что говорить? Ей и года не было, когда без матери без отца осталась. — Д а я к тому, чтобы на меня не надеялась. Как устроишь в детский сад, сразу уеду. Свои без призора бегают, — сердито закончила Настасья Иванна. Полина будто не слышала. Посмеиваясь, отнесла валенки на сундук, где была сложена приготовленная на завтра новая Наташина одежка. Перебирая ее, вдруг удивилась: маленький ребенок, а сразу начинает за нимать много места в жизни. И стоить дорого! Пришлось истратить отло женное и даже призанять. Пожалуй, зарплаты контролера станет ма ловато. Грустно рассматривала она свои большие, с широкими кистями руки, давно отмытые от злой металлической пыли. И вдруг вытянула их перед собой и положила на пальцы клок газеты, как проделывали врачи. — Нет, бумага больше не дрожала, словно блудливый осиновый лист! Полина заволновалась. Была минута, когда она ладонью ощутила крепость затяжки резца, когда мысленно подвела резец к болванке и с нежностью услыхала тепло готовой детали. Те же самые детали няньчила ежедневно, но детали чужие, не ею ис полненные. Во множестве приходили и уходили они, едва задержавшись на столе контролера. Она была только пунктом, где признавали их год ность. Неужели когда-нибудь сможет опять на станке работать? Вот уди вится Кнырев! — мелькнуло в голове. — Небось, и не помнит, как незадол го до ухода в армию запихнул в шпиндель ее станка воробья... А в другой
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2