Сибирские огни, 1962, № 5

Жила Полина в малогабаритной однокомнатной квартире, выделен­ ной заводом. Выделенной не ей, а Тимофею (металлургам — им в первую очередь!) в ту далекую, трехгодичной давности, пору, когда верилось, что обновленье жилья равнозначно обновлению жизни, что с радостью устрой­ ства на новом месте явится радость новых отношений. Тогда и в помине не было бесстыжей разлучницы Дашухи, но болезнь уже в те дни жевала Полину. От одной капризной железы у горла так много зависело в человече­ ской жизни! Что-то с этой железой приключилось, и весь организм Полины заскрипел, развинтился. Она похудела до черноты, от малейшей устало­ сти дрожали руки и внутри вибрировало — диафрагма будто бы. Во всем чудилась обида, слезы разъедали глаза и сердце. Уже тогда доктора наотрез отказали ей в детях. А разве могла она после этого строго спрашивать с мужа, коли тянуло его из дома или оже­ сточался? И Полина молчала, прощая. И, может, не ушел бы Тимофей к бесстыжей Дашухе (не столь жену, сколько квартиру пожалел бы!), да вконец измученная Полина одной тем­ ной дождливой ночью не пустила его домой, пьяного, безобразного и чу­ жого. А возможно, и вернулся бы Тимофей, и эту обиду снесла бы Поли­ на, да легла на операцию, а он ни разочка не наведался к ней. Еще до операции пришлось Полине бросить токарный станок и уйти в контролеры — руки вдруг изменили в тонком привычном деле. Денег убавилось, но одной хватало, и можно было даже откладывать на телеви­ зор. Она откладывала, и ходила в кино, и шила обновы, покупала удачно картошку на зиму — и все потому только, что надо двигаться, жить, пото­ му что продолжала срабатывать в ней когда-то заведенная пружина. Люди впадали в тоску от дождей, проклинали морозы, ожидали лета. Полина ничего не ждала и почти не замечала, как осень переходит в зи­ му, зима в весну. Никакая погода не сулила радости или изменения в жизни. Пожалуй, впервые за последние годы с нетерпеливым интересом ог­ лядела она свою квартиру. Даже вещи насторожились в ожидании, что вот-вот застучат по полу торопливые ножки. «Диван передвинем, поста­ вим туда кроватку», — успела подумать Полина, проходя на кухню, где гоняла чаи в одиночестве ее мать. Настасья Иванна приехала из деревни ухаживать, после операции, за невезучей своей Полинкой, брошенной мужем, да сама угодила в боль­ ницу и провалялась несколько месяцев. В колхозе Настасью Иванну заез­ дили ребятишки сына (невестка день и ночь на ферме пропадает и мужи­ ка с панталыку сбила: две сотни коров вдвоем обихаживают). У Полины ей покойнее. Но целыми днями одна в квартире, на четвертом этаже, На­ стасья Иванна скучала. Некому здесь рассказать побасенку или случай из жизни, а у Настасьи Иванны голос, что ли, к тому приноровлен — рас­ судительный и негромкий, а может — память: в ней, как в мешке орехи, сладко-дразняще погремывали разные истории. Невысокая, худенькая, с грудью узкой и плоской, с покатыми плечами и все же какая-то очень прямая, Настасья Иванна недобро оглядела гла­ застые галошки, туго сидевшие на валенках новоявленной внучки. До­ ставая чашку для Полины, продолжала вслух, видимо, свои мысли: — Вот мне говорили-говорили: «Уходи из больницы, желтуха — ее хорошо овсом лечат». Я бы согласная, а кто их знает: желтухи — они разные бывают. Овсом лечат такую, а у меня другая. И то, послал бог хо­ рошего человека, подогнали под меня машину и забрали в больницу. Голос Настасьи Иванны тихий, измятый, как и вся она измятая жизнью. Настасья Иванна никогда прежде не лечилась, и больница про­