Сибирские огни, 1962, № 5

ФИМОЗА Фирюза, Фирюза — это синее небо в глаза, виноградная даль, где лозу обнимает лоза. Это каждая гроздь гак и просится в теплую горсть, говорит: — Похвали, полюби, уважаемый гость! Я и так похвалю. Я и так бесконечно люблю всю земную красу — иимо сердца ее не пролью. Бросят в холод и жар эти горные кроны чинар, это буйство садов и цветов негасимый пожар. Фирюза, Фирюза! Речка льется, как счастья слеза, подойду, загляжусь — , я мечта затуманит глаза. Речка — струйка одна, и в траве-то почти не видна, но долина цветет, торжествующей жизни полна. А в горах надо мной — ни цветка, ни травинки живой, плюнь — и камень шипит в азиатский, немыслимый зной Молчаливый оскал тяжело нависающих скал... Нет, недаром всю жизнь я любви в этом мире искал. И сегодня не смог на одной из далеких дорог не вздохнуть о тебе, почему-то не найденной в срок. Так была мне нужна неразменной души глубина, как долине в горах эта малая струйка нужна. ГАМ-ГАМ Хотя название Гам-Гам, но где же шум и гам в селенье? Листок слетит к твоим ногам, и то услышишь стук паденья. Тут все объято тишиной, наверно, с сотворенья света. Но вот течет передо мной дорога. Ох, дорога эта!.. У самых ног моих течет. А дальше, видимая еле, внезапный сделав поворот, бежит к Тенгинскому ущелью. И вдруг не стало тишины, как будто древняя дорога дохнула отзвуком войны, дымясь у каждого порога. Вдали над нею не кусты от мирной пыли побелели — на копьях конские хвосты плывут из черного ущелья. Не ветерок в лицо пахнул внезапным холодом с курганов. — то нарастает мерный гул чужих походных барабанов. Зловещий гул кровавых сеч! Тогда не здесь ли, под Гам-Гамом встречался гордый горский меч с кривым турецким ятаганом? И здесь история прошла не в звонах песта соловьиной. Да будет жизнь твоя светла, мой друг из ласковой долины. На радость мне, на зло врагам да веселит тебя утрами лишь только милый детский гам у школы, в маленьком Гам-Гаме.