Сибирские огни, 1962, № 4
Так начинали жить в гавани Императора Николая в октябре 1853 года. С тех пор прошло почти четыре месяца... На палубе корабля «Николай» — высокие сугробы. Осенью, когда команда «Иртыша» вместе с постовыми казаками ставила барак на берегу, Клинковстрем приказал своим матросам рубить хвойные ветви и застилать ими палубу в несколько слоев. На груды ветвей навали ли снега. Под второй палубой в жилых помещениях поставили камины. Топить не прекращали ни днем, ни ночью. Трубы каминов выведены на ружу и дымятся. Теперь корабль весь в снегу, как ледяной дом или снежный городок. Лишь у части иллюминаторов оставлены просветы, словно бойницы в стене. Бошняк и Подобии поднялись по трапу, лежавшему на сугробе между крутых, аккуратно утрамбованных стен снега. Старательные финны на стелили хвою и на эти стены — идешь, как по аллее. У трапа стояли два матроса, один — с деревянной лопатой, другой — с метлой. У обоих вид нездоровый, мутные глаза. Вытянулись и отдали честь лейтенанту. На палубе смертельно бледный матрос, держась за переборку, с тру дом шел, поддерживаемый товарищем, и что-то бормотал по-фински. Подобии направился в жилую палубу, а Бошняк — к капитану. Там топился камин... Клинковстрем чувствовал себя неважно. Оброс светлой бородой, пышной и окладистой. На плечах у него полушубок. На стоящего тепла на пароходе нет. Все время зябнешь. За последние дни как-то особенно давала себя знать усталость, капитану все время хоте лось согреться и спать. Клинковстрем понимал, что это значит. Климат тут отвратительный, температура все время меняется. Кости ломит все сильней. Каждый вечер старик боцман натирает спину своего капитана каким-то составом. Как и Бошняк, Клинковстрем старался занять людей. Днем рубили лес, пилили дрова. Вечерами, первое время, обе команды — и судовая, и та, что зимовала на берегу, собирались в бараке, пели песни и плясали финские и русские танцы, устраивали горы для катанья. Теперь на «Николае» многие больны. Трех тяжелых Клинковстрем отправил в барак, решив, что там им теплей и лучше. Клинковстрем всегда рад Бошняку. Он находил его человеком обра зованным, смышленым и приятным. Но за последнее время этот молодой офицер часто огорчал его. Каждый новый приход Бошняка на судно — какая-нибудь новая просьба. Т о— прислать людей на очередные работы, а людей здоровых на корабле и так мало, только-только хватает управ ляться со своими заботами, то—провизии сверх нормы, то—вина. «Я и так отдал все, что мог,— думал Клинковстрем.— Компания, к^к всегда, кормит всех. А у казны все в беспорядке, везде голод, болезни». Когда с поста приходят за пайком — экипаж недоволен. Холодные, чуть выпуклые, с отблесками стали, глаза капитана с не приязнью взглянули на вошедшего. Клинковстрем не умел скрывать сво их чувств. Бошняк тоже похудел, щеки его запали. Синие глаза его с таким» большими зрачками, что кажутся черными. Он чувствовал всю нелепость и унизительность своего положения. Он понимал, как тяжело Клинковстрему отрывать запасы от своей команды. Но надо считаться с обстоятельствами, люди мерли, и дальше нельзя бы ло этого терпеть. Смерть за смертью... При смерти лежали Веткин, Суш-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2