Сибирские огни, 1962, № 4
репортеру, я не сомневаюсь в реальном существовании бригадира Егора Ивано вича, старого рабочего Михаила Алексе евича, капитана, штурмовой бригады бульдозериста Николая Новикова. Но мое воображение не получило достаточ ной пищи, чтобы почувствовать живой облик этих людей. Зато все они вме сте — летчики, шоферы, плотники, ин женеры, горняки, доменщики, прокат чики, демобилизованные моряки, «ро- бинзоны» тайги и новоселы ее будущих оазисов, старожилы и люди прикоманди рованные, «впередсмотрящие» и отстаю щие,— проходя по страницам книги, об разуют контуры коллективного героя, портрет р а б о ч е г о ч е л о в е к а , о котором Стариков думает постоянно, чер ты которого» он изучает вдумчиво и серьезно. Черты этого человека любы и дороги ему не только в суете шумной новостройки или в гулких корпусах зна менитого завода, но и в полусонном по селке заброшенного рудника, где старые рабочие - пенсионеры с п р а в л я ю т п р а з д н и к , найдя случайную работу «на мир», и вновь затосковав, когда она кончалась. Не знаю, что милее художни ку: буйная поросль комсомольцев — или поколение его сверстников и старых рабочих, чья память, сила и слава — в труде, кто понимает, что и перо в руках немногим легче кайла, молота или штур вала, в ком писатель-следопыт невольно ищет себе сотоварищей по думам, меч там, находкам и сомнениям. «Нет еще на Урале,— заканчивает В. Стариков свою «Заводскую тетрадь», — памятника рабочему человеку. Его могучими руками вскрыты тайные кла довые каменного края, построены все эти заводы, подняты в небо высокие тру бы. Он — начало всех начал жизни этой земли. Такой памятник будет по ставлен». В прозе В. Старикова можно легко уловить голоса и краски старых и новых русски ^ мастеров слова. Но не стоит называть имена и проводить параллели. Тут дело не в частностях, а в том, что русская история, культура русского ху дожественного слова — вот та духовная атмосфера, тот воздух, которым широко и привольно дышит писатель. Под первым впечатлением от этой кни ги я хотел начинать свою рецензию с того, что ее автор прежде всего — ли рик, что наибольшей силой проникнуты те новеллы, в которых живо ощутим сам писатель. «Застал меня стремительный и силь ный дождь. Я стоял под березой и смот рел, как травинки пригибались под уда рами дождя — быстро, быстро». Залю бовавшись игрой света в лесу, художник не упускает из виду близкую м а л о с т ь : «Подымешь ветку крыжовника, а там крохотные грушки». Он так и говорит о себе: «Я шел, отмечая всякую мелочь лесной жизни». «Есть особая радость от пеших прогулок, когда можно близко увидеть каждый кусочек земли». А если случалось ему увидеть землю «с птичь его полета», то находились в его палитре нужные краски, чтобы дать картину не объятного простора Талант В. Старико ва не исчерпывается лирическим родом. Смотреть на природу он учится глазами своих героев, рабочих людей. Как и для них, природа для него — сама земля, ее недра, вовлекаемые в горячий водоворот человеческих дел. «Бьется внутри не истовое пламя, превращая каменную зем лю Урала в жидкий чугун». «Среди пустых лесов капризно кру тится узкоколейка, то по глубокой доли не, то одолевая подъем. Деревья вплот ную подступают к насыпи, временами ветки хлещут по вагонам, и ветром в ок но заносит белые лепестки черемухи». Искушенный в наблюдении жизни природы, глаз художника по-новому вос принимает внутренний вид литейного це ха. «При каждом выпуске чугуна стек ла, затянутые плотным морозным узо ром, медленно, словно накаливаясь, ба гровеют. Потом постепенно остывают». Великолепен лаконизм этого образа, са мый ритм фразы, передавший ритм того, что происходит в цехе в строгие минуты литья. Доменные печи рисуются В. Старико ву «черными утесами», а трубы, охва тывающие бронированные корпуса,— «змеиным кольцом». Но и предметы тру да вторгаются 8 видение природы, и ве тер шумит в лесу, «как приближающий ся на полном ходу поезд»... Недаром свою заметку о переменах в жизни леса писатель назвал не календа рем природы — в самом тексте звучит именно это пришвинское выражение, — а к а л е н д а р е м ж и з н и , и это оп ределение хорошо передает характер всей талантливой книги В. Старикова. Е. Б е л е н ь к и й ПОЭТ, ПРОЧИТАННЫЙ ЗАНОВО... П оэзия А. Твардовского всегда пользовалась исключительным вниманием читателя и критики. В словах из книги «За далью даль» о поэте, что «вошел на гору и отовсюду виден стал», при всей очевидной самоиронии автора, сказана сущная правда. Пожалуй, никто из поэтов-современников не вызвал такой обширной исследовательской и критиче ской литературы, как А. Твардовский. И; вот мы с интересом читаем новую не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2