Сибирские огни, 1962, № 4

дождем везет наверх впервые добытую в новом гигантском карьере «синьку», самую богатую курскую руду,— им дви­ жет подлинное вдохновение. И думает он не о деньгах, не о славе, а только о той радости, которую доставит людям, ждущим «большую руду». Рейс конча­ ется трагически. В сущности, Пронякин погибает бесславно, так и не дожив до общего торжества. Но пережитая им на­ едине радость — частица той большой и общей радости. В ней — Пронякин настоящий человек, способный на под­ виг и совершивший его. В чем же смысл этой маленькой по­ вести? А нужно ли его исчерпывать мора­ лью? Все говорит за то, что это невоз­ можно. Повесть писалась не ради мо­ рали, но для того, чтобы проникнуть в реальный облик нашего современника, человека сложного и противоречивого, еще не совершенного, но в главном — внушающего большую веру в силу сози­ дания, испытавшего высшую радость от сознания своего участия в великом об­ щем деле. Говоря о первой повести молодого пи­ сателя (Г. Владимов был прежде изве­ стен читателю как критик), не следует обходить и ее слабостей. В печати уже отмечалась недостаточная стройность композиции, в частности, неоправданно растянутый конец (сцены в больнице),— эти подробности действительно ничем уже не обогащают облик героя повести, отвлекая на себя в то же время значи­ тельную долю читательских эмоций, за­ слоняя главное. Чисто внешне, хотя по- своему выразительно, представлены «другие», довольно многочисленные пер­ сонажи, окружающие Пронякина. Конеч­ но, впечатление ослабевает. И все же хочется отметить, что в целом по­ весть интересна и значительна. Ю р и й Б и р м а н КАЛЕНДАРЬ ЖИЗНИ П росторы и дебри, стройки и заво­ ды -золо ты е просеки, возникаю­ щие в таежном сумраке Урала; история края и судьбы людей; пейзажи, встречи и разговоры с людьми — и сам автор, идущий, едущий, размышляющий, ра­ достно поспевающий за непрестанным движением жизни советского края,— та­ ков охват книги, обусловившей ее по­ строение и оглавление частей, назван­ ных тетрадями. Их три: «Лесная тетрадь». «Заводская» и «Северная»1. Многие журналисты, начав свой путь с очерка, стремятся перейти к большой сюжетной форме. Иначе у Виктора Ста­ рикова. Сюжетные произведения для не­ го не новы — он писал их еще лет два­ дцать тому, назад, и теперь, когда за его плечами большой разносторонний писа­ тельский опыт, «бессюжетный» род, в котором он пишет свои последние вещи, есть для него более высокий этап раз­ вития. В. Старикову не свойственна внешняя занимательность, комизм острых ситуа­ ций. Только раз позволил он себе пере­ дать услышанные в маленьком поселке телеграфно-телефонные монологи, в ко­ торых прихотливо соседствуют депеша о том, что «щука пошла хорошо» или что нет резона «делать печь в двадцать тонн», когда можно при тех же затратах делать в пятьдесят, заказ молодой жены своему Косте достать Ванечке ботинки полегче и, ввиду безжалостно отклю­ ченного телефона, мольба к телефонист­ ке: «Скажите, что целую»... Когда-то писатель рассказал историю немолодого доктора, который слишком поздно разглядел рядом беззаветно лю­ бящее существо. Малый мир пережива­ ний одиноких душ казался выключен­ ным из большого мира борьбы за общее счастье. В «Золотых просеках» тихая радость вдовой солдатки и ее «Кузяки», счастливая любовь молодой воспита­ тельницы, жены горняка, немыслимы вне бурливого потока окружающей жиз­ ни. Казалось бы, ничего не нужно этим двум, которые свадьбу сыграли три ме­ сяца назад и «не могут еще опомниться от счастья, дорожат каждой минутой, ко­ гда могут быть наедине». Но это слиш­ ком большая радость, чтобы уместиться в скорлупке семейного .гнезда. Лишь пос­ ле, когда Марийка горячо вошла в муж­ нины большие заводские дела, огнем сверкнула ее пламенная и страстная на­ тура: «Марийка схватила вдруг жерди­ ну и так энергично пошевелила в затуха­ ющем костре, что дымные языки пламе­ ни и рой искр высоко взметнулись над нами...— Вот так, Павел, жить надоГ Только дым от ваших разговоров, огня не видать. Что вы все только примеря­ етесь! Вот, по-моему...» В. Стариков глубоко привязан к чело­ веку, а между тем ему не всегда удают­ ся портреты людей. Выть может, это происходит оттого, что он избегает шаб­ лона, не хочет строить образ только на внешних приметах, ищет путей к душе своего героя, может быть, дорожит он ритмом повествования и опасается, что тщательно вырисованные фигуры выпа­ ли бы из подвижной рамки путевого очерка? Я верю В. Старикову, летописцу и 'В . С т а р и к о в . Золотые просеки. Сверд­ ловское книжное изд., 1961.