Сибирские огни, 1962, № 4

/ Г * / л о ж о ю з т т Б о р и с Р я с е н ц е в „НЕ ЛЕБЕЕ СЕРДЦА« У дивить, поразить воображение, «дать по мозгам» — на этом, нередко, строят весь свой расчет иные «новаторы», которым нечего сказать по существу. Совсем не то у Василия Федорова1. Его муза сама глядит на мир глазами, полными изумления, и отнюдь не прячет своего взгляда от читателя. В. Федорову в высокой степени свой­ ственно то отношение к бытию, которое выражено в знаменитой поэтической фор­ муле другого автора: «Жизнь прекрасна и удивительна!» Собственно, В. Федоров ставит акцент на втором определении: жизнь может быть всякой, но удиви­ тельна она всегда! Свежесть восприятия, чувство обост­ ренной новизны окружающего весьма характерны для этого поэта. Земля! Я замер в изумленье. Все, вставшее передо мной. Как после мира сотворенья Ошеломило новизной. Правда, в данном случае эта мысль мотивируется развитием сюжета произ­ ведения герой поэмы «Седьмое небо», юный летчик, во время учебного полета вместе с любимой девушкой (которая, как и он, была учлетом) воображал себя космонавтом и... едва не разбился на­ смерть в результате аварии. В бреду ему 1 В. Ф е д о р о в . Не левее сердца. Стихи я поэмы. М. «¡Советский писатель», 1961. казалось, что он и его любимая попали на чужую планету, и, придя в себя, он не сразу все понял. Но специальная мотивированность ошеломляющей новизны мировосприя­ тия — это едва ли не единственный слу­ чай в поэзии В. Федорова. Прочтите, на­ пример, стихотворение «И видел я не­ зримое доселе»—в нем вы найдете стро­ ки, разительно перекликающиеся с ци­ тированным выше местом поэмы: Казалось, Не был мир еще распознан И, смутный, ждал рожденья моего. Казалось, Был он только-только создан, И я свидетель Первых дней его. Разве не повторяется здесь почти до­ словно мысль о том, что все вокруг пора­ жает—«как после мира сотворенья»? Но чем вызваны необычные размышления уже не героя поэмы, а самого автора? Какое редчайшее столкновение уникаль­ ных фактов послужило толчком к ним? Да просто поэт как-то раз внимательно и удивленно посмотрел на движущиеся по небу облака и на их тени, пробегаю­ щие по земле. И если кто-нибудь другой, может быть, не заметил бы в этом ниче­ го особенного: мол, «облака — как обла­ ка, тени — как тени», то автору это по­ казалось необыкновенно таинственным, захватывающим дух, будоражащим мысль и заставляющим трепетать сердце. Не удивляйся, что умрешь, Дивись тому, что ты живешь! Так начинается стихотворение «Дру­ гу». Поэт заявляет тут, что для него — «Все чудо: солнце, весны, зимы, и звез­ ды, и трава, и лес. Все чудо! И глаза любимой — две тайны двух земных чу­ дес». Неверно было бы, однако, сделать вы­ вод, что у поэта господствует восторжен­ ное, но пассивное любование окружаю­