Сибирские огни, 1962, № 4
дят партии геологов. Но его «алмаз» — не тот, что нашли таежники-первоот крыватели, его алмаз — это оригиналь ный человеческий характер, открытый и показанный во всех его жизненных пер спективах. Действие рассказа «Открытие» Олега Петрова тоже происходит в тайге, неда леко от изысканий и строительства. Но писателя не интересуют подробные эко номические показатели этой стройки, его интересуют люди. Это — выросший в здешних краях внешне грубоватый, сильный Миха и только что приехавший в тайгу после окончания десятилетки Ленька. Ленька мечтал быть геологом. Он видел эту профессию в ореоле не престанного подвига. А здесь надо всего лишь перегонять лошадей (никогда не ездил Ленька на лошади), ночевать в глухой тайге, рисковать не из-за велико го открытия, а из-за смирной кобылы вроде той, которую в свое время полу чил в отряде фадеевский Мечик. Лень ка заколебался. «Я назад поеду,— тихо сказал Ленька,— в город, домой». Он уехал бы, если б не Миха, если б не его обидные слова: «Какой-то ты... Злости в тебе нет. Упрямства. Несмотря, что де сять классов кончил». Так вот он, ока зывается, какой Миха, которого Ленька считал ниже себя только потому, что тот не знал, кто такой Семенов-Тяныпан- ский. В трудный момент Миха поддер живает Леньку, и ему открывается в Михе новый человек, а вместе с тем об летает и мишура Ленькиных поверхност ных представлений о жизни, о человеке, о культуре. В том-то и состоит открытие рассказчика, что он показывает, как происходит перелом в душе Леньки, как преодолевает он в себе прежнее незре лое и наивное, преодолевает страх. «...Гнедая вдруг скрылась под водой, только голова ее с прижатыми ушами плыла поверх струй. Какая-то настойчи вая, упрямая сила норовила выпихнуть Леньку из седла, свалить на бок, под мять, и он, напрягаясь всем телом, чув ствуя боль в руках, думал лишь об од ном: «Не поддаться, ни за что на свете не поддаться». И видя, что вода не мо жет одолеть его, пьянел от жгучей радо сти». Бесспорно, О. Попову духовный кри зис Леньки следовало бы раскрыть тонь* ше, полнее, глубже. Но тот путь, на ко торый встал рассказчик, те усилия, что уже сделаны, кажутся нам и верными и успешными. Открытие рассказчика нередко пред полагает выявление и показ существен ного, узлового пункта в жизни, в раз витии героя. В отличие от романа, где художник почти не ограничен во време ни, рассказчик дает только начало дви жения, начало «поворота», но стремится обозначить его столь четко, определен но, что все дальнейшее становится нам понятным. Такого «поворота», открыва ющего истинное лицо героя, естественно, ожидаешь, читая рассказ П. Кодочигова «Я работаю в редакции». Это ожидание тем более понятно, что в рассказе речь идет о человеке молодом, начинающем журналисте. Для начинающего в газетном деле, как и для всякого новичка, все кажется особенным, новым и неожиданным. Вме сто годами налаженного дела молодой работник встретился с «неокрепшей» ре дакцией, где еще многого не хватало. Приходилось стоять в очередь к пока единственному редакционному телефо ну. А если есть материал, то надо бе жать на другой конец города к машини стке. В голове роились мысли и планы, но их как-то не удавалось закрепить на бумаге. Но вот и первое серьезное дело, первое задание ответственного секрета ря. Написать первую статью было почти так же трудно, как забраться одному на Эверест. Но герой не отступает. «Я вы резывал, вклеивал, писал и переписы вал, —говорит он.— Другой бы за это время успел написать еще два подва ла. Я же был рад и одному». Из рас сказа мы узнаем и о том, как строг был . секретарь, как юному репортеру приш лось однажды сменить самопишущую ручку на видоискатель фотоаппарата... Словом, картина работы молодого • журналиста в редакции получается до вольно полной. Но при всем этом нам хо чется узнать побольше о самом рассказ чике. Перечитываем рассказ в надежде, что причиной такого желания была не более как наша невнимательность. Од нако в глаза по-прежнему бросаются де тали редакционного «быта», обильные юмористические пассажи. Это непремен ное замечание о том, что секретарь раз говаривал со своими подопечными не иначе, как «пощипывая левой рукой бо родавку на кончике носа». Это почти мюнхаузенский рассказ о фоторепорта же, когда журналист, снимая старт за бега, как ветер несся за бегунами, «на ходу перематывая пленку, обгонял и сни мал бурный финиш». При этом рассказ чик конечно окунул заснятую пленку вместо проявителя в закрепитель, а уви дев, наконец, свой материал напечатан ным, он... купил в киоске «Союзпечати» сразу двадцать экземпляров нашей га зеты. Такого рода юмор над тридцатью тре мя несчастьями молодого журналиста как бы удерживает рассказчика на по верхности изображаемых событий, он словно мешает по-настоящему показать, какие духовные качества сформировала в нем работа в редакции. Есть ли при. этом в рассказе свое открытие? В конце рассказа мы узнаем, что сухарь-секре тарь, оказывается, «замечательный че ловек», что весь этот рассказ не более не менее как апология ему. Это сказано опять-таки шутливо, задорно. И опять, без проникновения в суть характера. Путь духовной рентгеноскопии, от крывающий перед нами внутренний мир*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2