Сибирские огни, 1962, № 4

Горы всегда нравились мне больше, чем спокойные равнинные ландшафты. Я не ахаю, не восхищаюсь ими вслух. Я воспринимаю Алтай молча, как слушаю музыку, которая делает мои ощущения бытия радостными и отзывчивыми ко все­ му окружающему. Растопырив локти, Костя с фотоаппаратом вертелся на своей остроконечной «точке съемки», как известный петушок на спице. Затвор его ФЭДа щелкал не переставая. — Побереги пленку!— посоветовал я .— Впереди еще будут такие места, где на каждом километре можешь расходовать по катушке. Когда-то я так же много фотографировал, как и он. Я привозил из своих поездок десятки заснятых пленок, наивно надеясь, что привожу частичку Алтая. Однако быстро убедился, что мои фото постороннему человеку мало что говорят. У меня же они вызывали чувство досады: так бледно и невыразительно выглядело на них все, чем я восхищался. Солнце на них не грело, тайга не пахла, река не гремела порогами, и с нее не тянуло такой приятной прохладой. Мне всегда чего- то не хватало, когда я разглядывал свои фото. И я засунул альбомы подальше в стол, как тот влюбленный, что прячет портрет своей девушки, если ему кажется, что она там плохо получилась. Забегаю вперед: Костя привез десять заснятых пленок и сделал более сотни отпечатков. Он показал их мне и потребовал одобрения. Мне понравился только один снимок. На фоне катунских порогов крупным планом были сняты Севкины сапоги, с торчащими из голенищ цветастыми портянками. Костя заявил, что снимок этот бракованный, в общую серию попал случай­ но и что я ничего не понимаю в фотоискусстве. К реке Лебедь, самому большому притоку Вии, мы подъехали уже вечером, сделав за день сто девяносто километров. В своих верховьях Лебедь — обычная горная река, быстрая и порожистая. Но здесь, в устье, она течет еле-еле, под нависшим с берегов тальником. У пере­ воза через реку перекинут толстый стальной канат, по нему на блоке ползет паром. Сейчас паром на той стороне, здесь на берегу его дожидается пара грузови­ ков. Их водители стоят на берегу, в нетерпеливом ожидании глядя через реку. — Эй, паромщик! — закричал один из них,— Долго ты там еще копаться будешь, рыжий черт? Из-за реки неслись какие-то ответные возгласы. Костя приехал значительно раньше нас и поэтому находился в курсе через- речных разговоров. — Испортился перевоз,— сообщил он.— Блок у них заело там, что ли. Я решил воспользоваться вынужденной остановкой и ночевать здесь, в устье Лебеди. До Телецкого почти сотня километров, и этот участок интереснее про­ ехать засветло. Мы свернули от перевоза на тропинку, проехали к устью и остановились на лужайке, возле черемухи. Быстро разбили лагерь. Костя установил палатку и достал свое складное удилище. Севка повесил над огнем котелки. В это время в реке что-то сильно булькнуло, плеснуло, и от берега побежа­ ли четкие полукруги по воде. Костя взволнованно замер. — Ого! — прошептал он.— Слышали? — Чего слышали? — Окунище какой всплавился. Севка задумчиво повертел в руках банку с суповым концентратом и, явно не решаясь осваивать рецептуру его употребления, написанную на украинском языке, отставил в сторону. — По-моему,— глубокомысленно заключил он,— это просто берег обвалился. — Скажет тоже — берег!.. Окунь это, мальков гоняет... — Ну, пусть окунь. Меня не интересует окунь, который в реке. — Ничего,— заявил Костя,— сейчас будет в котелке. Он тут же под ногами поймал в траве здоровенного кузнечика и водрузил 9. «Сибирские огни» № 4.