Сибирские огни, 1962, № 4
леко, добираться до вершины пешком пришлось бы суток двое. Иногдаг вулкан трясет землю и часто сыплет пепел прямо на крышу Акимовой из бы, на белье, что сушится на веревке, на сети и огородик... Но этого пеп ла никто не боится, надо знать, как с ним обойтись; бери одежу и стряхи вай. Приезжие городские начнут чиститься и одежу свою дорогую зама рают. Эти городские — пиявки. Теперь их наехало множество. Вулкан опасен лавой, но до Акима далеко, не достанет. А трясенкя земли Тюменцев не боится. Волна морская в двадцать сажен высотой сю да тоже не доходит. Она достигает только устья реки Камчатки, но это на другом конце земли,, отсюда далеко. Тут случается в бухте набухнет вода, но не бушует, а потом тихо са ма уйдет. Тюменцев зверолов. Василий Степанович сегодня утром встретил его,, да так и сказал, что теперь на таких, как Аким, должна посмотреть вся область и даже государь император в Петербурге узнает о подвигах своих верноподданных на Камчатке. Он просил Акима поднять камчадалов на защиту. Завойко уже давно объявил, что на Камчатке голод и продовольствия нет, хотя у него, как у хорошего хозяина, про запас мука была. Он все время говорил, что отослано пятьсот кулей на Амур, и Камчатка гибнет и обречена, так как обязана кормить нахлебников. Он желал, чтобы купцы раскошелились, чтобы население не надеялось на казну. Он знал, что за пасы хлеба есть у торговцев и что они жмутся. Так пусть отдадут хлеб, пусть сначала они откроют свои амбары, алтынники, а за казной дело не станет. — Мы все идем за тобой, отец наш! — в восторге кричал старик Ду- рынин. Он рослый, сутулый, в черной новой рубахе. Дурынин — русский, хозяин общественной избы в казацком селении Начики. Камчадалы знали, что Василий Степанович куда проще и радушнее с людьми, чем прежние начальники, и что только он один купцам воли не дает. — Мы все готовы умереть за славу и честь русского царя и его воин ства! — закричал в толпе кто-то, видно из грамотных. — Братья и сестры, — заговорил тронутый Завойко. — Так скажите прямо, кто и чем может помочь делу. Юлия Егоровна первой выступила из толпы. Она гордо оглядела купцов, офицеров «Оливуцы» и весь народ. — Я приношу в жертву святому делу все свое хозяйство! — заявила она. — И обязываюсь отдать на убой, если потребуется, всех моих коров. — А мы с мужем отдаем свои запасы и будем печь из своей муки хлеб, — сказала похожая на монахиню высокая, худая купчиха. Жена губернатора добавила, что каждый день будет привозить на ра боты несколько самоваров и поить чаем всех, кто трудится, возводя ук репления, и будет делать заварку. Купцы не остались в долгу. Обещали белье, одежду, посуду. Один пузач сказал, что отдает двадцать ружей, приготовленных на продажу. Купец этот — Аким знал — пройдоха. Он два года как приехал из Охот ска, а уж ездит всюду и даже за Ганальские Остряки, за цепь скалистых гор, поодаль от Коряцкой. Эти Остряки похожи на продольную пилу го лубой стали, поставленную острыми неровными зубцами вверх. Конечно, купцу нельзя уж теперь держать ружья в магазине, если враг идет, а людям нечем стрелять. Аким подумал, что если записаться добровольцем, то, может, дадут новое ружье. У купчины ружья очень хо рошие, и Аким полагал, что после войны это ружье можно не отдавать, особенно если постараться и воевать хорошо. — А теперь пойдемте все туда, где огонь наших пушек будет пора
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2