Сибирские огни, 1962, № 3

Подпакостил дождь полевым бригадам. Ходит Вася Волков по ко­ шенине и гмыкает. — Мда-а... Славно пропарило. Раньше послеобеда не подсохнет... Повариха раскладывала по мискам тушеную с бараниной картошку, разливала молочную закваску. Тут вдруг с опушки ближнего леса раздались пронзительные крики, женский плач. Все повернули головы. Излучина Ишима, где родился Ермек, находилась километрах в вось­ мидесяти от поселка. Родители его только сегодня сумели добраться до веселогривских лесов. Дорогой-то мать еще надеялась, что найден Ермек, а когда приехала, узнала, — ну, против материнского горя поищи го­ рюшка. Соскочила с телеги — неведомо что кричит, плачет, волос на себе рвет. Потом подхватилась и побежала в леса. Муж вслед. Почти до вол­ ковского полевого стана гнался он за ней. Настиг тут, к людям ее тащит, а она голосит и одно дело — в лес рвется. Подбежал Вася Волков с бригадниками: — В чем дело? — спрашивает. —- Что за сраженье происходит?.. Мужчина объясняет: — Ермекова мать это... В леса убегает... В беспамятстве она от горя. В поселок надо бы ее доставить. — Запрягай двуколку!— кивнул Вася Фильке. Тот молчком пошел. Женщина на народе было опомнилась, притихла, а потом опять зато- шновала. Слезы градом катятся, руки себе ломает. Повариха и другие женщины по-казахски-то не понимают, не разберут, чего она причитает, а сердцем все чувствуют. С материнского на материнский же язык труд­ но ли перевести: «Маленький мой... Кровинка моя... Детка моя, баюкан­ ная!..» Ну и другие ласковые да жалостливые слова на ум им приходят. Подъехал Филька на двуколке. Усаживают они горькую мать, уговаривают, как могут, а у самих слезы просекаются. Повариха уж на голос пошла. Утирается фартуком. — Вези!.. — только махнул Вася Волков рукой Фильке. А тому не по себе... Совесть ли его там закарябала, страшно ли ста­ ло в материнские глаза заглянуть, вопли ее слушать. Кинул он вожжи и тут же на кочечку опустился: — Как хошь, Василий Димитревич... Хучь режь меня, хучь ешь, а не повезу. Невринная система у меня не дюжит... Кто-то из ребят подхватил вожжи — тронулась двуколка. Долго смотрели ей вслед бригадники. Не рассказать, что чувствовал каждый, а только не находилось у них разговора, не стало вдруг прямых открытых взглядов. Курили. Молчали. Так бывает у солдат, когда не вынесут они с поля боя свое знамя. Повариха первая подошла к Васе Волкову и сквозь слезы за ­ говорила: — Василей!.. Отпустил бы ты сегодня бригаду на розыски. Мыслен­ ное ли это дело — ребенок в лесу погибает! Смотри, как мать убивается... До любого коснись... Вася молчит. Взвешивает что-то, прикидывает. Зато Филька кочетком на повариху запривскакивал: — Ладно придумала! Сенокос, значит, государственную задачу,