Сибирские огни, 1962, № 3

— У-би-би-би-би-л! У-би-би-би-би-л, — рыдает дикий барашек. Это он про то, что застрелил Филька на гнезде его подружку, потоп гал Филька сапогом запаренные яйца. — Лес мой, кормилец! — опять распускается в улыбке Филька. А лес осуровел, потемнел, затих... Боится он хоть одним своим зеле- й ы м листочком увидеть Филькину улыбку. — Погуби-и-тель! Погуби-и-тель! — несутся вслед Фильке сдавлен ные страхом звериные и птичьи голоса. Один ворон с воронихой не прячутся. Им после Фильки кое-что пере­ падает. Сороки тоже знают Фильку. Полетывают они с дерева на дерево, пострекотывают, глаз своих вороватых с него не сводят. После воронов — их черед. Филька едет разыскивать лошадей. Сейчас сенокос. После работы напоит их Филька, нацепит смиреной кобыле Бурухе ботало на шею, и паситесь ночь. Ездит Филька с ружьем. «На случай волка, — говорит, — таскаю». Только врет Филька. Не щадит его ружье ни утенка, ни тетере венка, ни тяжелой зайчихи, ни козленка. Зоркий у Фильки глаз — не заслезится, тяжелая у Фильки рука — не дрогнет, черное у Фильки ружье — не покраснеет... И несутся ему вслед затаенные звериные и птичьи голоса: — Погубитель!! Погубитель! Едет он шажком, не торопится. Самое-то времечко, по восходу сол нышка, дичинкой разжиться. Всякая лесная живность в этот час радуется играет, резвится, должной предостороги не соблюдает. Только не зевай! Птица по росе вымокла, летает худо, не надо и пороху тратить — кнутом застрелишь. Фильке сорок с лишним лет. Отпустил он пушистую рыжую бороду: любит он ее, ухаживает за ней, подбривает и подстригает в нужных местах. Умысел у него при этом тот, чтобы она как можно дальше вперед торчала. Лихости тогда больше. На пирата он тогда походил бы. Увидел он его в одной кинокартине и с тех пор, волосок по волоску, учит свою бороду впе­ ред торчать. Иногда даже разговаривает с ней. «Провозрастай, провозра- стай, — оглаживает. — Приучайся». Усы — те давно приучены. Прямо из подносья они вверх завернулись. Тоже пришлось потрудиться. Зато, если сейчас смотреть на Фильку лицо в лицо, не сразу и приметишь, что у не­ го с ноздрей неблагополучно. Но это — лицо в лицо!.. Сбоку же всякий видит темное провалище. Неизвестно, на какую он хищную птицу с левой стороны смахивает. В наших лесах таких и не водится. Уж больно крутой заклев у носа! круче, чем у филина. Нос ему в детстве еще собака порвала. Сам лез. Ну, ребятишки пос­ ле этого и прозвали его — Казненный нос. Одну весну небывалая в наших местах оттепель наступила. Март ме­ сяц в половине, а снег, даже в лесах, огружаться начал. Потом морозы... Так заковало, что местами без лыж иди — не провалишься. Вот тут и при­ шла лосям да козам самая погибельная пора. Волка ноги кормят. А этих зверей .ноги кормят, да ноги же, бывает, и губят. Не держит их снежная корка — наст. Проваливаются они сквозь нее своими острыми копытами, до крови, до жил издирают об ее жесткие, льдистые краешки кожу на но­ гах. Косяками губят их в это время волки-лосятники. Остановят в сугробе —до горла низко, копыта не близко — рви. Мрут тогда лоси и от голода. И недалеко корм, а до звериного стона больно шагнуть. Кто бывал в та­ кое время в лесах — тому своими глазами доводилось видеть кровавые норы в снегу. Пойди таким следом — он приведет тебя к ослабелому, беззащитному зверю.