Сибирские огни, 1962, № 3

— А когда я на нем покатаюсь? — На будущее лето. Ты подрастешь, он подрастет — славные будут джигит и лошадка!.. — Я сейчас хочу-у,— захнычет Ермек.— Пусть он сейчас меня по­ катает. — Ох ты! — схватится вдруг за тюбетейку Галим.— Совсем старый я, из памяти выбился... Там тебе коян лепешек прислал из деляны! В сум­ ке у меня лежат. Пойдем скорей! Заблестят глазёнки у Ермека. Уцепит деда за палец и Кырмурына из сердца вон. Кояновы лепешки!.. Славный дружок он — коян, зайка лес­ ной! То сладкой клубники Ермеку насбирает, то веток с черной ягодой, смородиной, наломает, а когда и конфеток в берестяном кульке пришлет. Грызет Ермек сохлые лепешки. Бабка их неделю назад пекла. Зава ­ лялись они в дедовой сумке — пыли на них насело, мусора налипло, а есть ли на свете что-нибудь вкуснее заячьей лепешки? Заяц спек! Лесом от нее пахнет, сказкой, диковиной, первочудом! Коян и лечить умеет. Пом­ нит Ермек, как дедушка Галим лекарства от него привозил. Прямо с поро­ га закричал: — Ермек! Коян тебе таблетки прислал! Только горькие они... Я одну лизнул — целый час плевался. И как их зайчата глотают?! — А они разве тоже болеют? — затревожился Ермек. •— Болели!.. А заяц их этим лекарством вылечил. Сейчас здоровень­ кие... Через головы уже кувыркаются. Привет тебе передавали. — Давай лекарство, дедушка! Таблетки и на самом деле из одной горечи были спрессованы. От рас­ строенного живота такие дают. Все до одной проглотил их Ермек. И ни разу не закапризил. Хоть у дедушки спросите! Галиму Бакеновичу (отчество ему русские дружки изобрели) шесть­ десят лет скоро сравняется. Ходит он по деляне с двухметровой рейкой. Кубометры замеривает. При разговоре, бывает, поставит он ее рядом с собой — тут и приметишь... Вася Волков, бригадир нашей полеводческой бригады, в таких моментах воробья ему на тюбетейку желает. Это к тому, что воробьиного росту Галиму Бакеновичу до двух метров недостает. Богатырь-человек! Всегда он улыбается, посмеивается... Зубы, что у две­ надцатилетнего, сверкают— ни один не нарушен. Говорит ли, слушает ли — они свой режим соблюдают. Ихнее дело — бодрый дух у собеседни­ ка поддерживать. «Беседуй, мол, беседуй, знаком. Очень хорошо беседу­ ешь»... Усы у Галима Бакеновича такие, как если бы кто ласточкин хво­ стик ему под нос наклеил. Двумя черными узенькими жгутиками круто опускаются они к подбородку. На концах в один волосок заточены. Вот уже побольше пятнадцати лет ездит он со своей бригадой по лесоразра боткам. В одном месте вырубят лес — в другое переселяются. За такое время любой степняк в лесного человека переродится. Ну и Галим Баке нович... Само понятно, если и с зайцами разговаривать может. Хрустит на Ермековых зубах заскорузлая, неподатливая лепешка. — А где он, дедушка, живет, заяц? — В сучьях. Сложили мы ему большую высокую кучу — настоящий заячий дворец получился. Теперь ему ни дождь, ни мороз, ни сам серый волк не страшен. — А как он меня знает? Он меня видел? •— Видел, видел... Помнишь, ты в деляну со мной ездил? — А откуда он на меня смотрел? — Из-за пенька. — А кто ему сказал, как меня зовут? — Я сказал. Разговорились мы с ним — он и спрашивает: «Дедушка Галим! Что это за мальчик вчера с тобой приезжал? Волосы у него чер­