Сибирские огни, 1962, № 3

ему эта самая лесная Веселая Грива дрсталась, а потому — поселился он у нас в деревне. Отсюда, говорит, хоть горой поезжай, хоть под горой, хоть лесом — все равно в лес угадаешь. Оно и правда... И опять же я про свой лес скажу. В сказках да былинах, что ни место, где про лес упомянуто, то и «дремучий» он, то и «не темны, черны они всколыбалися». Наш не та­ кой: светлый он, прострельнозвонкий, лепетливый!.. К тому времени, о котором дальше сказывать буду, Берестышко наш совсем уже дедушкой стал. Старуха у него померла, детей не нажито бы­ ло — один остался. Один — да не без радости... От народа ему почет да уважение. От соседушек — по хозяйству подмога. Сельсоветские дела решать начнут — он там нашим депутатом выбран. Только первой и нераз- любимой жалью — лес ему остался. Идет по нему, бывало, — легонький, сухонький... Шаровары на нем из белого льняного полотна, такая же гим­ настерка, ремешком подпоясанная. На голове — мятая, гнутая, линялая шляпа. Дегтем она травленная, дождями сеченная, градом битая, костра­ ми копченная, колесами перееханная — в каких она переделках за сорок лет не побывала? Идет он по белоствольному раздолью, и не враз ты его от берез отличишь. Японский глаз ущурен, а живой, голубенький, доброй незамутимой радостью вокруг себя брызжет. Бородка у Берестышки в клинышек сведена, а усы — саморостом, как им либо, так и распушива- ются. Нос — широкий и в подвысь смотрит. Все ветра приветствует! Че­ рез это лицо у Берестышки всегда чуть удивленное и, по-ребячьи, доверчи­ вое. Встретишь его в лесу — то горсти какой-нибудь травы он насбирал, то снизку грибов тащит... Другая радость у Берестышки была — то­ поля. На нашу Веселую Гриву заезжий народ ча­ стенько дивится. Вот ле­ шаки так лешаки, гово­ рят. Доподлинные!.. Это к тому, что у нас не оста­ лось дома, возле которого бы три-четыре тополя не росло. Кругом лес и в се­ редке лес! Вот и дивятся... Первый тополь Берестыш­ ко против своей избушки в огороде посадил. Лет через семь наградил он черенками соседей. А по­ том уж и Берестышков тополь опиливали и сосед­ ские — образовалась у нас от одного корешка целая тополиная улица. Летом идешь деревней — тень тебе лысину от сол­ нечных ударов оберегает, бравый дух дыханье твое бодрит и мило глазам твоим. Не закрывал бы их!.. Вот Берестышке и приятно было: «Умру, — думает, — не сразу меня забудут... Тополя-то пошумят в- мою память, погудят, пошелестят!..» Третья радость у него была — ребятишки да сказки.