Сибирские огни, 1962, № 3

Прочел я тайну обреченья. «Мир повстречает новостями, Но ты полюбишь эти земли, Душою, телом и костями Почувствуешь ржаные стебли. По жизни всей — до поседенья — Ты пронесешь в душе пытливой Мучительное изумленье Судьбой крестьянки терпеливой...» И вот Глаза уже иные: «Дитя земли и революций, В тебя все радости земные Одною радостью вольются. Дитя голодного сусека, От всех невзгод Возьмешь ты долю, Дитя мечты, Все боли века Войдут в тебя единой болью. На все обиды и утраты Гляди, преодолев страданья, Как на торжественную плату За свет Душевного познанья. Ты больше всех меня полюбишь. Всю жизнь свою в любой прохожей Искать похожую ты будешь, Но так и не найдешь похожей. За тяжесть, что тебя не в меру К земле пригнет и горем тронет. Я дам тебе такую веру, Перед которой Горе дрогнет...» Не знаю, За какие вины Печалью глаз И губ дрожаньем Она раскрыла мне глубины Своих земных переживаний. Моя крестьянская, босая, Прощально, помню, улыбнулась. Перед глазами угасая, Ушла... И только рожь качнулась. Все — было. С головой седою Играть ли в рифмы, Как в игрушки? Все это было за Удою У старой дедовой избушки.