Сибирские огни, 1962, № 3

пять по льду с водой. К берегу прибиться помог я ему, но на берег вытащить не мог, так он и закоченел наполовину в воде. Я иду пешком. Очень тяжело. Голодный, мокрый, без огня и пищи. Вероятно сегодня замерзну» . Через два года мы напечатали повесть А. Коптелова «Навстречу жизни», наиисанную по материалам дневника. ...Кончилась война. С фронта прибыли «бывалые солдаты». Бывший секре- тарь Купинского райкома комсомола майор Иван Падерин принес свои записки «159 дней в Сталинграде». Написано было ярко, интересно, правдиво. Через два года он же принес новые записи «На берлинском направлении». И вот, наконец, наступил день, когда к нам пришел один из присутствующих на собрании бывалых людей в 1940 году. Тогда, во время собрания, я запомнил только его красноватое, как бы навсегда заветренное лицо и острый, как иглы, почерк. Сейчас я услышал его голос. Он был глуховатый и... властный. Увидел улыбку, но не простобатую, какой обычно бывает улыбка, и не хитроватую, а то ­ же как бы властную. В этом человеке чувствовалась сила: во взгляде, в жесте, е интонации голоса. Григорий Анисимович Федосеев — инженер-геодезист. Из двадцати пяти лй1? геодезической работы более пятнадцати он работал по изучению неисследован­ ных мест Сибири, наносил их на карту. Он переваливал заснеженные горные хреб­ ты, переправлялся через клокочущие реки, преодолевал болота, таежные мари. Наблюдал жизнь птиц, зверей и много-много раз скрещивал свою человеческую волю со звериной силой медведей. И... изо дня в день вел дневники. Но он принес нам не полевой дневник, а тщательно обработанные записи одной из экспедиций, в которой он был начальником,— «Мы идем по Восточному Саяну». В рукописи было описано все превосходно: горы, реки, птицы, звери. Не повезло только человеку, хотя, конечно, было уделено много места и людям, с ко­ торыми Григорий Анисимович работал. Вслед за этой повестью, романом,— я затрудняюсь определить ж анр ,— через несколько лет Федосеев принес новую рукопись — «В тисках Джугдыра» , в кото­ рой мы увидели и полюбили изумительного старика-эвенка Улукиткана. Мне нет нужды характеризовать эти произведения. Они вышли отдельными книгами в сотнях тысяч экземпляров и переведены на многие иностранные языки . Сейчас Г. А. Федосеев уже «бывалый» литератор. В заключение — о корифее «бывалых», академике В. А. Обручеве. Сколь­ ко исходил он за свою долгую жизнь путей-дорог1 По нашей просьбе он прислал «Сибирским огням» записки о своих путешествиях по Сибири. Вот он, восьмидесятилетний старик, сидит на берегу Катуни и смотрит, нет, любуется Манжерокскими порогами. Эти пороги напомнили ему «продолжающу­ юся до сих пор упорную борьбу молодой развивающейся жизни, передовых идей человечества с окаменелыми традициями старины, устоями религий, тисками вла­ сти денег и установленых обычаев и предрассудков. Эти тиски кажутся такими прочными, непоколебимыми, как камни этих порогов, которые все-таки размыва­ ются, поддаются и, наконец, уничтожаются неустанным напором такого мягкого, казалось бы, непрочного, неустойчивого вещества, как текучая вода, но движи­ мая могучим напором по уклону долины». ...На этом я ставлю точку. Всего не опишешь. Ведо речь идет о целом деся­ тилетии в жизни журнала. Во второй половине 1953 года, в связи с отъездом на длительное время в Ки­ тай, я отошел от руководства журналом. Но я не ушел из бригады огнелюбов, Л. Н. Сейфуллина назвала как-то «Сибирские огни» родным домом. Вот таким родным домом является и для меня этот журнал. Вместе со всеми «жильцами» этого дома я с радостью встречаю, как свой личный праздник, его сорокалетие.