Сибирские огни, 1962, № 3

советской литературы и известны тысячам читателей. Мне достаточно только назвать их: Лидия Сейфуллина, Анна Караваева, Рувим Фраерман, Петр Петров, Павел Долецкий, Вивиан Итин, Афанасий Коптелов, Кондратий Урманов, Михаил Ошаров, Максимилиан Кравков, Нина Емельянова, Илья Мухачев, Елизавета Стюарт... Сколько ими было рассказано интересного и нужного у сибирского костра! Сколько было спето песен1 Третье пятилетие было тяжелым в жизни «Сибирских огней». Беззаконие и «роизвол, порожденные культом Сталина, лишили «Сибирские огни», а значит и читателей, ряда талантливых и опытных писателей. Одно за другим стали исче* »ать со страниц журнала имена огнелюбов. Был вынужден замолчать Петр Поликарпович Петров. Это был человек большого жизненного опыта и яркого таланта. За десять лет литературной рабо­ ты им было написано четыре романа, пять повестей, поэма, десятки рассказов и очерков. Роман «Борель» высоко оценил Горький. О романе «Золото» похвально отозвался Вячеслав Шишков. «По этой книге,— писал он Петрову,— ваш лите­ ратурный облик для меня ясен: вы очень одаренный человек и с большим дарова­ нием писателя». В юбилейном номере «Сибирских огней» в 1927 году В. Зазубрин писал, что Ис. Гольдберг «в Сибири сейчас первый мастер». Талант Гольдберга особен­ но широко и ярко проявился в романах и повестях тридцатых годов. Все они бы­ ли полны пафоса борьбы за коренное изменение жизни на началах социализма. В 1937 году был вынужден замолчать и этот признанный мастер. Как были обрадованы огнелюбы, когда к костру «Сибирских огней» подошел Михаил Ошаров, приехавший из тунгусской тайги. Он покорил живописностью языка, остротой художественного зрения, умением покорять души людей. Это был свежий и самобытный талант. Ошаров успел опубликовать один роман — «Боль­ шой аргиш» и несколько рассказов. В 1939 году голос его умолк навсегда. Не стали появляться на страницах «Сибирских огней» Вивиан Итин, Геор­ гий Вяткин, Максимилиан Кравков, Петр Гинцель, Вениамин Вегман... Строй огнелюбов поредел. Редколлегия распалась, журнал подписывали случайные люди. Это было тяжелое испытание для журнала. К счастью, костер не погас. Его спасла литературная молодежь. Как и преж­ де, она подходила к костру беспрерывно, то поодиночке, то целыми группами. Новая редколлегия хорошо помнила совет Горького, который он дал еще в 1922 году в письме редактору журнала В. Итину: «Если вам удастся соргани­ зовать бригаду энергичных огнелюбов, да вместе с ними привлечь работать по­ больше молодежи и ппигреть ее внимательным и дружеским к ним отношением, дело пойдет отличной ' Я перелистываю сейчас комплекты журнала за 1940, 1941 годы, а потом за 1946 (во время Отечественной войны «Сибирские огни» выходили время от време­ ни в виде альманахов), за 1947, 1948, 1949, 1950, 1951, 1952, 1953. Да, в каж­ дом из них, наряду с «бригадой энергичных огнелюбов» — имена молодых. Мно­ гие, да, к сожалению, многие из них не «укоренились» в литературе. Но, к об­ щей нашей радости, пришли в эти годы к костру и настоящие художники. В 1938 году были напечатаны в «Сибирских огнях» два маленьких расска- ва Сергея Сартакова, в 1939-м — третий. Это были, в сущности, эскизы, набро­ ски. Они прошли незамеченными. В 1940 году, когда мы готовили четвертый номер журнала, к костру снова подошел Сартаков. Но на этот раз он явился не для того, чтобы рассказать оче­ редной «случай из жизни». Он привел своего героя — Алексея Худоногова. Этот человек, рабочий-таежник, сразу же всем нам понравился. ...После войны «Сибирские огни» возобновили свой регулярный выход, и уже в первом номере был опубликован новый рассказ Сартакова об Алексее Ху- доногове — о его фронтовых делах. Эти рассказы легли, как подогретый бетон, в «каменный фундамент» той книги, которая открыла автору широкий путь в литературу. Книга называлась «Каменный фундамент». Сартаков сейчас желанный гость в любом толстом журнале. Но он не вышел из бригады огнелюбов. В нынешнем году «Сибирские огни» публикуют его роман «Ледяной клад». „ „ ___ 3 1937 году подошел к костру взлохмаченный, никогда не унывающий, ве­ селый Николай Шешенин и рассказал с добродушной улыбкой про последнего единоличника в селе, деда Степана, которого колхозники прозвали «дед-сектор» потому, что в единоличном секторе он остался один-одинешенек. Через два года Шешенин прочитал нам у костра свою яркую пьесу из жизнн колхозников — «Отцы и дети». Пьесу заметил театр им. Ермоловой и принял ее к постановке. Вспыхнула война, репетиции прекратились. Она же, война, оборвала жизнь Николая Лав­ рентьевича Шешенина, этого очень одаренного человека.