Сибирские огни, 1962, № 3

— Хватит волынку тянуть! Расстреливайте, и все тут! Я — русский офицер императорской армии и умереть сумею! — Никогда вы офицером императорской армии не были, господин Рутковский! — отозвался Дьяконов.— На германскую вас не брали, как нужного жандармам студента-провокатора... А потом вы пошли к белым. И это было закономерным. Стали анненковским карателем, потом комен­ дантом розановской контрразведки, произвели вас, студента-недоучку в прапорщики, а за кровавый разгром в Соболевке наградили чином пору­ чика. Вот и вся ваша военная карьера. — У вас неплохая информация!— снова овладев собой, сказал аре­ стованный.— Откуда? Если, конечно, не секрет? — Теперь уже не секрет. От подполковника Драницына. Арестант отпрянул к стене так, что ударился головой. — Драницына взяли! Драницын сдался живым?! — Никто его не брал. Сам явился. Почему? Очень просто. Надоела золчья жизнь! И не бейтесь головой об стенку. Получается не эффектно — лемлянка ведь! — Кончайте! Никуда я отсюда не пойду. — Да я бы с удовольствием, Рутковский! — невозмутимо ответил Дьяконов.— И мне и вам — меньше хлопот. Вас за одну только Соболев- ку нужно десять раз расстрелять! Помните, как вы сожгли щколу, заперев гуда больше сорока человек из семей красных партизан? А казнь комму­ ниста Селезнева? Помните Селезнева? Как вы, лично, вырезали у него на груди звезду? А «экспедиция» в Борках? А расстрелы большевиков в контрразведке? Так что я бы — с удовольствием. Но не могу. Приказано доставить вас в край... Судить будут. Сейчас мы развяжем вам ноги и яойдем. Предупреждаю: за попытку ударить кого-нибудь из нас ногой з пах — пуля в ногу! Это — полумера! На большее я не уполномочен, но аолумеры в моей власти. Уйти не удастся. Если будете вести себя бестакт­ но, привяжу вожжами к ходку, и придется бежать за лошадью. Моцион на шестьдесят верст. Точно так же, как вы сами поступили с комиссаром Игнатьевым. Вспоминаете? Рутковский посмотрел на Дьяконова с любопытством. — А ведь с тебя, пожалуй, станется! У тебя двух братьев наши рас- :треляли. Черт с вами, развязывайте! Я хочу издохнуть сразу! Потоптавшись немного, чтобы размять ноги, он пошел вперед спокой­ но и равнодушно, но, пройдя шагов с полсотни, обернулся. — Все равно я покончу самоубийством! Тут и я не вытерпел. — Вы хотите эпизод сделать хроническим, Никодимов, Рутковский, или как там вас еще? Вы не только подлец, но и трус! Вы боитесь народ­ ного суда! Рутковский, помолчав, вдруг трагически воскликнул: — Вы, большевики,— гонители муз. Вам ненавистна поэзия. А я... — А вы — не поэт,— вмешался Дьяконов.— Установлено, что стихи писала ваша жена. Любила вас без памяти. Сами-то вы дальше клячи да ¡бдирного двора не пошли. Никакие «муки творчества» не помогли, а? Рутковский передернулся. — А жена у вас, действительно,— человек способный,—*продолжал Виктор Павлович.— Видя вашу подпись под ее стихами, народный следо­ ватель вон определенно считал вас «одухотворенной натурой». Впрочем, способности у вас все-таки есть. Это я серьезно говорю: актерское дарова­ ние. Здорово роль Никодимова исполняли. Ну, ладно, стихотворец-лице­ дей, хватит. Уязвленный иронией Дьяконова и в мой адрес («следователь считал вас одухотворенной натурой»), я сердито молчал.