Сибирские огни, 1962, № 3
— Ураза, ураза! — Целоваться три раза! — На воротах воробей — Целоваться не робей!.. И — целуются. Безлюбовно и, без страсти. Никакой любви, но, впрочем, и никакого похабства. Так просто, вроде отбывают некую целовальную по винность. Вообще, и «посиделки» и «улица» — целомудрены. Но похабные ча стушки на улице — совсем не редкость. Новых частушек еще не приду мали. Иногда «улица» сталкивается со встречной «улицей». Если парни трезвы, стукнувшись грудью, расходятся мирно. Если мозг одурманен са могонкой, вспыхивает над двумя шеренгами матерщина, мелькают в воз духе гирьки, подвязанные к веревкам. Кистени обрушиваются на черепа и спины, трещат плетни, из которых выдергивают колья; визжащие де вушки рассыпаются по домам, а парни дерутся с ревом, рвут в клочья праздничные «спинжаки» и рубахи, ломают друг другу переносицы, кро шат зубы... А утром, встретившись на покосе или уборке, беззлобно смеются: — Здорово я тебя вчера саданул! Глаз-то заплыл! Больно? — А ты ребра склеил? Зубы разыскал? Гы-'гы-гы! — Га-га-га! Комсомол борется с «улицей». Комсомольцы устраивают коллектив ные читки, антирелигиозные беседы, организуют «агитпосиделки», учат парней товарищескому отношению к девушкам, борются с матом и само гоном... Но пока дело подвигается плохо. Сильны еще в кондовой сибир ской деревне тысяча девятьсот двадцать седьмого года остатки дикого старорежимного быта. Цепко держит он молодежь, и немало времени пройдет, пока станет она выходить на дорогу в Новое... От «улицы» отделилась девушка, подбежала к ходку, заглянув мне в лицо, сказала: — Здравствуйте! А я вас знаю — вы следователь с району! Видела в Святском. Сейчас. И нырнула в калитку. Стукнул затвор ворот, половинки распахну лись, и рыжий, как к себе домой, ввез меня в просторный двор, окружен ный конюшнями, завознями, сараями и еще бог знает какими надворны ми постройками. Дом зажиточный. Хозяйская дочь вспорхнула в сени, и через две ми нуты на крыльце появился приземистый мужик, с фонарем. Он поднял «летучую мышь», чтобы рассмотреть меня, и осветил себя. Человек лет сорока, с решительным, волевым лицом. Борода сбрита, под носом щетинка светлых усов, подстриженных коротко. — Милости просим! — Ну, хозяин, — прошу извинить. В Маргарах я впервые. Коню до верился, с него и взыскивайте, — пошутил я. — Хе-хе-хе... Рыжка дорогу знает! Знает, куда хорошего человека привезти. Народный следователь новый? Как же, слыхали. Не в тайге живем. Анка! Распряги Рыжка да приставь. Постоит часок — попой и ов- сеца мерку... Ну, пойдемте, гостенек, в избу, не обессудьте, милости про сим... Изба пятистенная. Комнаты убраны по-городскому. Полы выкраше ны, домотканых половиков нет, на окнах — тюль и даже граммофон с ог ромной трубой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2