Сибирские огни, 1962, № 2

штуку. Он верил: раньше медведь не задрал его, а уж теперь-то и тем б о ­ лее не тронет! — Слушай, — еще слегка срывающимся, тупым голосом сказал ок зверю, — слушай, ты оставайся, а я не могу, мне надоело, я пойду. Медленно скрестил на груди одеревеневшие руки и, не поворачива ясь к медведю спиной, бочком, тихо пошел в сторону от него. Медведь отозвался сдержанным, густым ревом. Упал на все четыре лапы, снова встал на дыбы, взревел уже во всю глотку и снова упал. Потом повернулся несколько раз, топчась на одном месте, и тоже пошел боком-боком, закосолапил, давя молодую чащу. Пошел за Михаилом, но не совсем по следу, а понемногу отставая и все сбиваясь в сторону. Иног­ да останавливался, ревел коротко, с придыханием, бил когтистой лапой по земле. «А-а-э-и-их!» — отдавалось в гулком лесу. И мелкие пташки срыва .;ись с ветвей, беспокойно перелетали на другие деревья. Восток уже начал желтеть, занимаясь над бором широкоохватной sapeñ, когда медведь бурым пятном мелькнул несколько раз в косогоре, взбираясь на перевал от ручья, и исчез за деревьями. Тогда только полностью покинула Михаила тягучая скованность дви жений. Словно бы мягче, теплее сделались мускулы лица. А в уши пото ком хлынуло бесконечное разнообразие утренних лесных голосов, как будто прежде их все забивал медведь одним своим ревом. Ему теперь и самому вдруг захотелось запеть. Размахнуться песней во всю таежную ширь... А голоса не было. Подумалось вдруг: а что если все это могла видеть Федосья? Сидела бы где-нибудь в безопасном месте и — наблюдала. Интересно... Михаил усмехнулся, присел на обросший лишайником дряблый пе­ нек, погладил ноющие колени. — Ну, что, брат Мишка? — спросил он себя вполголоса, в радост­ ном удивлении оглядывая серые, влажные тучи над бором, на востоке уже исподнизу позолоченные зарей. — Что, брат, жив? А ведь вообше-то мог бы ты остаться и там, под валежиной. «Остались от козлика рожки да ножки». Медведи, говорят, по весне очень злые. Голодные... Он теперь уже хохотал во всю глотку, нервически подергивая пле­ чами. Говорил громко, задиристо, будто спорил с кем-то вторым, перед ним стоящим. — A-а? Ты бы, знаю я, побежал! Ха-ха-ха!.. Пятки у тебя так и че­ сались... Ну и что — может вдогонку не бросился бы? Ха-ха-ха!.. А если бы бросился?.. Нет, брат! Дерет — пусть не со спины дерет! Пусть он л а ­ пой своей сперва глаза мне закроет!.. Ха-ха-ха!.. Ты бы, знаю я, лег, про­ тянулся. Мертвыми даже голодный медведь брезгает... А я живой! Не ж е ­ лаю, чтобы мной брезгали... Живой!.. Ха-ха-ха!.. Хочешь — бери живого! Бери!... Если возьмешь... Ха-ха-ха!.. Пошатываясь, как пьяный, Михаил поднялся, пошел вверх по косо­ гору. — Послушал, брат Мишка, глухарей! Погулял по лесу весело! Хо­ рошо ночь провел! — бормотал он, хватая и надламывая на ходу макушки молодых лиственничек. — Эх, брат Мишка, вот она тайга так тайга! По­ живем, Мишка! Он рванул с головы шапку, ударил ею об землю. Постоял с закрыты­ ми глазами. Потом медленно повел рукой, словно кого-то отодвигая, от­ талкивая. — Ну и все, — проговорил он редко и негромко. — Ну и шабаш. На; этом и конец делу. Пошли домой, Мишка!