Сибирские огни, 1962, № 2

— Ну не мотыльки... Когда бьется сама живая душа в человеке. И болит, и радуется... Жень! Если бы ты меня так не мучила, я бы тебя так и не полюбил... — Дурачишка!.. И всегда буду мучить. — Ж енька зажурчала до ­ вольным смешком. — Всегда буду мучить, чтобы всегда ты меня и любил. Золотой ты мой!.. Михаил наконец нашел в себе силу. Пятясь, ступил один раз, другой и вломился в густой куст ольховника, едва сохранив равновесие. — Эй, кто там? — услышал он встревоженный голос Максима. — Все-таки ходит кто-то... — Зверь, наверно, какой-нибудь, — равнодушно сказала Женька. — Сиди, сиди, Максенька... Соблюдая теперь крайнюю осторожность, Михаил двинулся дальше, в черную глубину леса, пьяно пахнущего весной. Капельки воды, обрываясь с ветвей деревьев, падали ему на лицо. Звездочка костра становилась все меньше, меньше и постепенно з а ­ терялась между деревьями совсем. Тогда Михаил, описывая большую дугу, повернул снова к реке. Он вышел на берег Читаута далеко от того места, где остались Максим и Ре- безова. Отыскал сухую валежину, сел. Повсюду под горой позванивали мелкие ручейки. По косогору скатывались камешки. А Читаут молчал торжественно, настороженно молчал. Михаил сидел, заломив шапку на затылок. Нет, пожалуй, в эту ночь река все же не вскроется. Если она додю- жит до утра, прикажет, не прикажет начальник — надо будет пройти вдоль всей дамбы, посмотреть, не раскололо ли где ее вчерашними взры­ вами. Рвали лед с «речной» стороны, дробили его, мельчили, чтобы он вроде рессоры, буфера при первой подвижке сработал. С динамитными шашками бегал сам Михаил. Не должна была, никак не должна была дамба дать трещины. Но — кто его знает... Еще он думал, что Женька Ребезова увела, насовсем увела Максима за собой, и что теперь, даж е если он сам, Михаил, придет и скажет: «Мак­ ея, давай все к черту! Пусть будет у нас с тобой, как было!» — так, как было, все равно не будет уже никогда. Той давней мужской их дружбе, которую, может быть, первым подрубил и сам Михаил, той дружбе пришел конец. А искать новую дружбу с ним теперь Максим первым не станет. Нет нужды у него — главное место занято Ребезовой. И думал еще Михаил. Откуда взялись у Максима такие необыкно­ венные, красивые слова, над которыми прежде они оба, читая книги, всегда хохотали и говорили: «Любовь должна быть суровой, скупой!» А эти красивые слова, сказанные в ночной тишине, только лишь для себя, для «нее» и для теплого ветерка, изредка пробегающего по вершинам де ­ ревьев, вдруг оказались хватающими за самое сердце. Он и еще думал. А Федосья — любовь? Его, Михаила, любовь? Ей сказал бы он такие слова, какие Максим сейчас говорил Женьке Ребезо ­ вой? И с тем же отчаянием, с каким бежал по холодному, жесткому, засы ­ панному метелями следу Фени к Каменной пади в ночь, когда хотел к чертям бросить Читаутский рейд и махнуть с него куда попало, с тем от­ чаянием, с каким тогда топтался у березки в ночной тайге и кричал звез­ дам, скалам, далекой глухой пустоте: «Федосья! Федосья-а-а!..» — он и опять закричал. Но закричал молча, закусив зубами рукав ватной сте­ ганки. Он знал, что Феня не уведет его так, как Ребезова увела за собой Максима. И знал, что ему тоже никогда не выговорить тех слов Федосье, какие в эту ночь говорил Максим Женьке Ребезовой.