Сибирские огни, 1962, № 2
это кровать Вовки. Малюхонький столик с чайником, чашками, с графи ном, какие ставят по казенным кабинетам; на подоконнике глиняная кринка, круг колбасы, еще что-то, завернутое в полотенце. Три чемодана друг на дружке, стянутые ремнями. Возле порога самотканый коврик, черные чесанки Гути и подшитые пимы Вовки. На вешалке у двери — по лушубок Вовки, шапка, зимнее пальто Гути и еще что-то под простыней. С потолка свешивается пузырь лампочки в двести ватт, отчего комната кажется неестественно белой. Я чуть дотронулся до затылка Гути. Она резко подняла голову и ди ко уставилась на меня. — Что случилось, Ласточка? Она смигнула две слезинки с ресниц и вытерла ладонями щеки. — Кто тебя обидел? Ни слова. Все тот же дикий взгляд. — Если ты его любишь... — Д а вам-то какое дело, кого я люблю и кого жду? — Ты же так плакала... Гутя сердито поджала размякшие от слез губы и спустила босые но ги на пол. — Ну что вы за человек? Ни сна, ни покоя. Идите! Не терплю, когда лезут в душу. Копаются, тычут. Или вам нечего делать? Пришлось уйти... Засыпая, я слышал какой-то стук. Хотел бы вспомнить, что мне сни лось в эту беспокойную ночь! Проснулся в двенадцатом часу дня. При чудливые серебряные листья неведомых растений растаяли на стеклах окон, и комнату залил тускловатый свет зимнего дня. Когда я взял поло тенце и собрался идти к умывальнику в прихожей, в комнату вошла по жилая женщина в темном платье и смеясь спросила: — Как спалось-то под замком? — Почему — под замком? — Д а ведь вы спали под замком. Гутя-то ночесь сбежала. — Сбежала?! — А как же! Собрала свои вещички, повесила замок на входную дверь и умчалась со своим миленьким Гешкой Шошиным. — Не может быть? — я не хотел верить.— Как же так, вдруг сразу! — И, милый человек! Все может быть с теперешней молодежью. И ведь никому ни слова. Ни отцу, ни матери, ни в райкомунхозе. Никого не предупредила, не уволилась, чтобы все било честь честью. Собрала ве щички, взяла с собой Вовку — и шасть на все четыре стороны! Лови ветра в поле. Ключи передала старухе Шошиной, чтоб та занесла их утром к Августине Петровне, да еще записочку матери. Так, мол, и так, не сер дись, мамочка, а я вот уезжаю с Гешкой Шошиным, как он есть моя судь ба. И не ищи меня, и не устраивай погоню. Воть ведь девка, господи про сти! Мало ей того, что этот самый ветрогон Гешка обманул ее и чуть до смертушки не довел, так еще и в новый побег ударилась с ним. В девя том часу Августина Петровна явилась в комунхоз с ключами и попроси ла, чтобы приняли у нее гостиницу. Наш начальник сперва хотел вызвать милицию, но потом послал меня со счетоводкой комунхоза, чтобы произ вели сдачу-прием гостиницы. Часа два возились, пересчитывали просты ни, наволочки, одеяла, подушки, кровати, матрацы и всякую всячину. Все на своем месте, без всякой недостачи. Ни одной тряпки не пропало, так что и милиции делать нечего. Деньги-то сама Гутя сдала еще вчерась утром, как уехали строители с геологами. И записочку вам оставила. Ч и тали? Вон, возле графина лежит. Я схватился за записку, как за хвост улетевшей птицы, но в руках у меня осталось только перышко. На перышке:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2