Сибирские огни, 1962, № 2

Миша Кучуй не похож на Олега. Внутренне сдержанный, остроумный к месту, он умел отлично слушать, думать и если что говорил, то с п ау за ­ ми, с раздумьем. Показали свое искусство эквилибристы-комики — Леня и Оля Хоро- шаевы. Сперва у них что-то не получалось, и Оля два раза сорвалась с шеи Лени. Но вот они начали «танец Мефистофеля с девушкой» и всех развеселили. Я тем временем набросал сцену «Желудочная микстура». Удивительно, как быстро мчится время, когда ты находишься в кругу веселых, энергичных, предприимчивых и суматошных молодых людей! Было уже половина первого ночи, когда Гутя начала спевку со свои­ ми подругами. Девушки запели: Однозвучно гремит колокольчик, И дорога пылится слегка... И мне почудилось, что я слышу, как по ровному степному полю где-то в Хакассии, а может, в Алтайском или Приволжском степном раздолье, уныло льется песня чем-то опечаленного ямщика. «И столько грусти в той песне унылой, столько чувства в напеве родном, что в груди моей хлад ­ ной, остылой разгорелося сердце огнем». А переливчатый голос Гути уже спрашивает: Не для тебя ли в садах наших вишни Рано так начали зреть?.. Ей подпевают слабые подголоски: Люда и Галя: Если б гармошка умела Все говорить, не тая... И я подумал: Гутя умеет сказать в песне про свои потаенные думы и н а ­ дежды, про свое большое небо, куда она сейчас устремилась всем серд­ цем. Лети же, Ласточка, лети! Счастливый путь! Я вышел за кулисы покурить. Вижу: двое парней спрятались в про­ свете между ^боковыми драпировками. Я их впервые встретил. Один был в бобриковой тужурке, в белых фетровых сапогах и в толстой ворсистой кепке, какую носят поздней осенью. Он пристроился на подоконнике и не­ отрывно смотрел на сцену, в сторону девушек. Рядом с ним, привалив­ шись спиною на косяк, парень в лохматой полудошке, как у старого Гука, в сдвинутой на затылок кожаной шапке, от него на метр разило водкой.' Парень в бобриковой тужурке резанул меня острым, схватывающим взглядом и прищурил черный глаз, вскинув правую бровь. Русый кудря­ вый чуб свисал у него на лоб. Н а сильной шее красный шарф из тонкой шерсти. Другой кивнул на сцену: — Вот дает! Объявимся? — Заткнись, — коротко и властно цыкнул парень в бобриковой ту ­ журке и уставился на меня: — Учитель? — Нет. Почему учитель? Он не удостоил меня ответом и опять стал глядеть на сцену тем же тревожным взглядом. — Здешний? — спросил парень в дошке. — Приезжий. — Откуда? — Из Красноярска.