Сибирские огни, 1962, № 2
зимой. Радиатор у меня был зачехолен красным сукном. Где я добыл то сукно — не помню. Еду, значит. Вижу: гурт гонят в Ставрбполь. Подъез жаю ближе, сбавил скорость и жму на дудку, чтобы дорогу уступили. И вдруг, холера его дери, летит на машину бык. Здоровенный бычина и рога уставил, как вилы. Я успел выжать скорость, и — как он трахнет ро гами в радиатор, аж машина подскочила. Моментом заглушил мотор, и не успел я вывалиться из машиНы, как тот бык с нового разбега вонзил рога в радиатор, поднял перед машины и давай лупить. От радиатора ни одной трубки не осталось. Пристрелил бы, будь у меня ружье. Субботин хохочет: — Вот и мясо для чайной, если бы застрелил того быка. З а три по ездки ты бы его заделал вместе с рожками и ножками. — За три поездки? Д а мне бы хватило на год! — Прикинь: по пять порций враз, три раза в день и раз ночью. В по ездке ты бываешь по неделе. — Ври! — В Хайдаке сколько сидел? — Дался тебе Хайдак, черт его подрал. — Тебе бы по асфальту ездить, а не по горам на принцессах. Сколь ко ты принцесс покалечил за тридцать два года? Гук сердито засопел. — Это у тебя, Субботин, ноздри свистят на асфальтовые дороги. А по мне — век бы их не было. Не привычен в кузове молоко возить. Мне дай дорогу, чтобы кишки выворачивало. Вот ты ждешь, когда протянут «клин», а по мне... Как раз в этот момент где-то невдалеке послышался грохот и сухой лязг железа. Шоферы прислушались. — Похоже, что дредноут приполз,— насторожил ухо Гук, предвари тельно вытащив вату. Субботин поднялся и вышел из чайной без шапки. Вскоре вернулЬя и сообщил, что из Уяра пришел С-80 с клином. Гук ничего не сказал и налил себе в стакан мутную жидкость. Я то же разлил портвейн в два стакана. Официантка Дуся притащила для Гу ка на большой тарелке пять порций гуляша, а на другой — рожки. Суб ботину подала щи и в двух тарелках гуляш. Гук выпил свой «сок», не морщась, и я подумал, может, и в самом деле какая-нибудь целебная микстура. К столу подошел старик в облезлом полушубчишке — дед Ананий Кученков, подтащил себе стул и подсел ко мне, как будто мы с ним сто лет назад породнились. — Так вот, значит, товарищок, про партизанство доскажу,— начал дед Ананий, и настроение мое моментально упало, как ртутный столбик во время мороза.— В Харламовске проживает Толокнянников. Слышали, может? Нет? Д а это же был первеющий партизан. В бою под Нарвой з а главной фигурой числился. Как самый отчаянный. Гук сдвинул мохнатую шапку на лоб, уставился на старика до того пронзительно, что дед Ананий поперхнулся. — Ты что, дед, партизан? — Вот поясняю товарищу из города, как меня похерили из главного алфавиту. Как, значит... — Погоди, в бою под Нарвой был? — А то как же! — Какое вооружение имел? Пулемет? Тачанку? Трехдюймовку? Или самоварную трубу? — При пулемете не состоял. Потому как... — При самоварной трубе состоял?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2