Сибирские огни, 1962, № 2

Возле крылечка сберкассы стояли крестьянские сани-розвальни с вы ­ гнутыми отводьями, с умятым сеном, и карий толстоногий заиндевевший мерин, понурив голову, с сосульками на губе, тихо подремывал, точь-в- точь, как наш Архимандрит, когда мы с дедушкой ездили в Даурск и оставляли его где-нибудь у ворот или возле кооператива. Он также широ­ ко расставлял мохнатые ноги, отвешивал голову, терпеливо ожидая, ког­ да его тронут вожжами и крикнут: «Ну, ну, Архимандрит! Пшел, пшел!» — и он, тяжело встряхиваясь всем своим могучим телом, трусил по снежной дороге. Я открыл разбухшую дверь. От круглой печи, обшитой черной жестью, за три метра пышет ж а ­ ром. Лед подтаял на окнах, и с подоконников стекает вода по жгутикам из марли в глиняные горшочки. Н а середине комнаты круглый стол под скатертью, на столе квадратики бланков, чернильница и толстущая к а ­ душка со старым-старым фикусом, упирающимся в побеленный пото­ лок. Глядя на все это убранство — на горшочки под тремя окошками, на фикус, скатерть, на орехово-желтый и чистый пол, можно было понять, что от заведующей до кассира в сберкассе только женщины. Сутулая старушка в черном старомодном пальто и в клетчатой су ­ конной шали, какую носили еще до революции, склонилась к окошечку кассира и пересчитывает стопку желтых помятых рублей сухими ж елты ­ ми пальцами. Я заглянул в одно окошечко, в другое, но нигде не увидел Августы Петровны. Пошел к окошечку контролера: — Мне бы заведующую. •— Нет ее. А что вам? — По личному вопросу. Контролерша уставилась на меня. Твердые отлинявшие губы, обло­ женные морщинами, отяжеленный жиром подбородок и недоумение в глазах: — По личному? — Да. — Она с бухгалтером в райфо. Я собрался уходить, но прямо со стены кричал мне в лицо плакат: «Сдавайте деньги в сберкассу! Удобно, выгодно, надежно». Д а , именно так: удобно, выгодно и, конечно, надежно! Может, мне сдать на вечное хранение в сберкассу свою первую мальчишескую любовь, которую я так долго и бережно носил в собственном сердце и все-таки что-то поте­ рял, утратил безвозвратно. Не затем ли я пришел в сберкассу, чтобы передать из рук в руки з ав е ­ дующей — в ее надежные хранилища остатки от моей первой любви, что­ бы потом, за день до заката, сказать своим внукам: «Из всех ценностей, какие я сумел нажить, есть у меня один, самый драгоценный вклад в Харламовской райсберкассе. Тот вклад вы можете получить, когда при­ несете в ту сберкассу собственное сердце. Только помните: сердце долж ­ но быть горячим, страстным и вечно зовущим к совершенству». Так я и сделал. Попросил у контролерши конвертик и конторский клей, сел к столу под толстыми лапами фикуса, взял бланк, заполнил его, а в графе «сумма вклада» написал: «Сдаю на хранение чистую и ясную любовь. Завещаю получить достойным наследникам по предъявлению ими собственных сердец». На конверте написал: «•Заведующей Харламовской райсберкассой Августе Петровне Мельниковой».