Сибирские огни, 1962, № 2
— И что же? — Сижу я на лавке, а руки у меня ходуном ходят. Гляжу я и вижу, что у него по щеке слеза ползет! Глаза не мигают, а от правого глаза сле за ползет. Навек запомнила! «Как живешь-то, тетя Лиза?» — спрашива ет. А у меня будто язык отсох. А он потом говорит: «Ты меня прости, т е тя Лиза. Не я виноват в аресте дяди Павла. Не я виноват! Больше ниче го сказать не могу, только не-думай ты, что он враг. Это все надо пере жить, тетя Лиза. Ты не думай, говорит, что я не помню, как мы шли через тайгу и как ты меня привечала. Все помню, а вот видишь, говорит, чем я вам отплатил!» Седая голова Елизаветы Панкратьевны клонится все ниже и ниже к переднику: — Досказать и то не могу без слез. Вот оно горюшко-то какое колю чее для сердца!.. Сморкнулась в передник и тихо-тихо всхлипнула. — Стоит Бурлаков-то, а щека у него все сильнее и сильнее прыгает. Потом шагнул сразу, будто кто толкнул его в спину, и упал головой мне в колени, тут и я заревела в голос. И горе мое будто рукой сняло. И пла чу и его же уговариваю. «Пережить надо, говорю. Пережить надо, Федя». Елизавета Панкратьевна мнет в руках передник и прерывисто взды хает: — Забыл ведь, запамятовал все, Бурлаков-то, — продолжала она после раздумья. — Вот оно, жизнь как течет: с камушка на камушек, а не по ладошке ровной. Мгновение помолчала. — Опосля тридцать седьмого поставили Бурлакова директором Хар- ламовской МТС. И ведь хорошо показал себя! Люди радовались — не кри чал, не топал, а все старался проникнуть к людям с душевностью, с забо той, и ему тем же отвечали. Вниманьем! А тут война занялась — все светное пожарище. Мой Павел возвернулся с отсидки, а через месяц на фройт призвали. Годы подоспели, ох, какие трудные!.. — Ну, а как же Бурлаков? ■— На «бронь» поставили, как самого лучшего директора. А потом, после войны, в райком выбрали, секретарем. Вторым аль первым — из п а мяти вышибло. Тут и заиграл Бурлаков-то! Опять вознесся — ног под со бой не чует. Как налетит, бывало, на какого председателя колхоза, так готов с грязью смешать. До того распекать любил. Кровь у него такая или как? Понять не могу. — Когда его выбрали председателем райисполкома? Елизавета Панкратьевна всплеснула руками: — Наврала! Вот память-то, господи! Не был секретарем райкома-то ’ Бурлаков. Это его председателем выбрали. — .Давно? — Не скажу. Годы-то обязательно перевру. У другого кого спросите. • А что же произошло с Геннадием? С вашим сыном? — С Гешей-то? Д ак вот я и говорю... Стукнула сенная дверь. Елизавета Панкратьевна осеклась на полу слове и уставилась на дверь. Но никто не входил. — Вроде кто стукнул? — успела проговорить хозяйка, как дверь от крылась, и на пороге — Гутя. Гутя-дочь! И какой странный у нее взгляд! Будто она смотрит сквозь меня и . стену, как через стекло. И молчит. Елизавета Панкратьевна ахнула, под нялась с лавки и тут .же села — ноги подкосились.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2