Сибирские огни, 1962, № 2

Оно и правда — удачливый был. За все годы партизанства хоть бы сучок царапнул Федьку, не то что пуля!.. И вдруг, в тридцать шестом, так среди лета, заявляется в Харламовск новый начальник райНКВД. И кто же? Сам Федор Никанорович, кото­ рого я шанежками потчевала в отряде да лишним куском оделяла во вре­ мя перехода через тайгу. А ведь не признал меня, этот самый Федька! Я-то ему говорю: так, мол, и так было. Он только губы покривил да гля­ нул на меня сверху вниз, как будто рубль в руки вложил. Ладно, живем. Хлеб жуем, добро наживаем. Павел-то мой председа­ телем колхоза был в Харламовске. Почет имел и уваженье. Потому — му­ жик-то он хозяйственный, порядок любил. Прижималовку не учинял, а чтоб все шло на совесть. Вот и столкнулся с Бурлаковым... — Павел Васильевич? — перебил я. — Кто же боле? — Я думал — Геннадий. — До Геннадия дойдет черед. Не перебивай. Я и сама все могу пере­ путать. Знаешь, как бывает с таежным ключом? Бьет из земли, воркует. Наступи ногой аль придави камнем, и глядь — спрятался ключ-то. Сгил? Ищи в другом месте. Так-то, товарищ. Как ваша фамилия, забыла? Я назвал себя. — Про Павла-то доскажу. Вот память-то! На чем перебил-то меня? — Как он столкнулся с Бурлаковым. — А! С того и пошло. Нашла коса на камень. Я-то говорю Павлу: «Смотри, Федька злопамятный. И власть у него большая». А Павел мне: «Не Бурлакова власть, а советская»/ Оно так, только у кого вожжи в ру­ ках? Вот Бурлаков и подвел линию под Павла. Заявился ночью с дву ­ мя сотрудниками и арестовал Павла. Как врага народа. Вспомнить — в груди холод гуляет. Пять пуль схватил от колчаковцев, а потом во в р а ­ га переделался! Я-то в ноги упала к Бурлакову, да разве слезой проши­ бешь такого? Душой-то очерствел от гордости да везучести. Елизавета Панкратьевна смахнула слезы с морщинистых щек и з а ­ ложила за уши прядки белых волос. Мне было тяжело слушать эту горькую повесть о судьбе Шошйных. Я и понятия не имел, что тут такой узел! Туго затянутый временем. Но почему же Августа Петровна не обмолвилась ни единым словом, что у Бурлакова такие глубокие следы в Харламовске? И не потому л» она дважды мне напомнила сегодня утром, чтобы я обязательно навес­ тил стариков Шошйных и поговорил с ними? Хотела, чтобы сказали са­ ми Шошины про Бурлакова? — Хватила я с Гешей и лиха, и тиха! А все верила: правда завсегда возьмет верх. Каждую ноченьку, бывало, сижу у окошка или на колхоз­ ном поле и все жду, жду! Не подойдет ли Павел!.. И Бурлакова тож е проняло, должно. — Как «проняло»? — переспросил я. — Д а в тот же тридцать седьмой год, под рождество, прошел слух по Харламовску. Говорят, Федор Никанорович заболел сильно. Будто и голова и руки тряслись у него, как у лихорадочного. Месяца три валялся в каких-то больницах и возвернулся по весне — кожа да кости. И вот, скажи ты, что за тайна — Человек? Думано ли, чтобы сам Бурлаков пона­ ведался ко мне? — Понаведался? — Пришел, пришел. Вот на этом самом месте остановился и глядит на меня, а щека прыгает. У меня по заплечью мороз потянул, хоть и вес­ на была. Сижу, и всю трясет. «Уж не за мной ли?» — кольнуло в сердце. Опять-таки—без мундира и портупеев, в простых брюках, в сапогах и кепку в руках держит. Без кепки вошел в избу-то, слышь!..