Сибирские огни, 1962, № 2
Старушка достала из сундучка сверток с реликвиями. Тут и тетрадки Павла Шошина, и давнишние фотографии партизан — друзей Павла. А вот и фотокарточки сына. Я почему-то был уверен, что этот парень в сол датском парадном мундире, сидящий перед фотообъективом, как камен ное изваяние, черноглазый и чернобровый, и есть тот самый Гешка Шо- шин, про которого я столько наслышался за минувшие сутки! — Сын ваш? — Сын, — глухо ответила старуха. — Что он, в армии? (Я знаю, что он давно не в армии!) — В пятьдесят третьем возвернулся. — Где же он сейчас? — На стройку уехал. — Далеко? — Должно, далеко. Еще в прошлом году по первому морозу укатил, а до сей поры письма нету. Может, на край света заехал? Кто же его знает. — Холостой? Что же, думаю, ответит мать? Я знаю: Шошин не успел зарегистриро вать брак с Гутей Бурлаковой. Старушка взяла из моих рук фотокарточку сына и кинула ее в сундук: — Сын-то в нашем партизанстве не бывал, и толковать о нем нечего. — Я слышал, что он здесь работал в клубе, а потом что-то случилось и он уехал. Старушка посмотрела на меня пристально, недоверчиво. Глаза у нее карие, но не потускневшие еще. — Што же случилось! — ответила она сердито. — Переломили на двое да выбросили из клуба. Потому: знай сверчок свой шесток и не лезь на загнетку. Сгоришь. Вот и сгорел. И, помолчав мгновение, продолжила: — Был у нас до прошлой осени председателем райисполкома крутой человек, характерный. Палец на зубы не клади — с рукой откусит. По фамилии Бурлаков. Мальчонкой знала его, вот этаким, по пятнадцатому году. Родом-то он из Камарчаги. Отец у него был совдеповец, как и мой Павел. Когда чехи подняли восстание, Бурлаков-отец не успел уйти али характер не позволил, кто его знает! Как же! Георгиевский кавалер был, сказывают. Вот и взяли чехи да передали белогвардейцам, которые тут же за чехами поднялись. Казнили Никанора Бурлакова , да не одного, а всю семью. И старшего сына, и дочь, и жену, и старуху даж е порешили. Всех начисто порубили шашками. А Федька, меньшой, под тот раз госте вал у дяди в Нарве. Как узнал про такую поруху, так и прилетел к нам в Степной Баджей. Так, мол, и так. Спасите, дяденьки и тетеньки. Куда денешь парнишку? Не отсылать же обратно на верную погибель? Взяли мы его. Апосля сам командарм Кравченко приблизил его к себе, весто вым, значит. И на связь посылал, и с пакетами, и в тыл к белякам. А п ар нишке то и надо. Он будто в игрище тешится, из лица в лицо переходит. Тут и слава пришла к Федьке, как вроде незаменимым стал. Партизаны- то сами его прихваливали да подбадривали. Федька и нос задрал . П ар тизанам то и надо — посмеиваются над парнем. А я тогда еще примети л а — недобрый огонек у парня в глазах! Грянет на тебя, другой раз, как вроде милость окажет. Что, мол, ты передо мной! Я у самого командарма при штабе ме сто имею!.. Минуло партизанство. Куда девался Федька Бурлаков, никто не ве дал. Другой раз Павел мой припомнит, посмеется да скажет: «А ведь парнишка смышленый был! Голову бы только не потерял от всех удач»*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2