Сибирские огни, 1962, № 2

и будто слышу свой голос — пою. И Геша со мною. И Саша. Я такая счастливая, и все пою, пою. А это у меня память отшибло, и всякое мере­ щилось, будто наяву. Явственно видела, будто ты со мною. Сидишь и читаешь мне «Русла­ на и Людмилу». И я повторяю: У Лукоморья дуб зеленый, Златая цепь на дубе том... И будто видела тот дуб и как ходил возле дуба Геша. И голос отца слы­ шала, как он кричал на Гешу. «Проходимец, пьянчужка!» Это все из-за отца. Это он съел Гешу и меня тоже. Никогда не при­ мирюсь с ним, никогда! Слышишь, мама? Никогда! И ты тоже, мама. Знала , видела и молчала. Как ты могла молчать, мама? Или ты сама себя так унизила перед отцом, что всегда боялась его? Но как так можно жить, не понимаю! Кто не знал, что он покрывал всех подхалимов и продвигал таких, как отец Леньки Хорошаева! Этот хитрый, толстый пузырь. Пусть они вместе партизанили, но если Хороша- ев жульничал, отец должен был разоблачить его. Вот что! А он всегда с ним вместе. И дошку под котик отец взял для .Марии у Хорошаева. Д ум а ­ ешь, он заплатил за нее? И тебе дошка. И мне то пальто. Еще пианино потом. К чему пианино, когда никто не умеет играть? Я тогда тебе сказала про все это, а ты мне ответила: «Глупости! За все вещи заплачено». Нет, мама! Или тебя отец тогда обманул, или ты скрыла от меня. Мы потом точно узнали:' Хорошаев в Потребсоюзе как царь и бог. Ему и баранов везут из колхозов, и мед, и сено, чего хочешь. А через Хорошаева отец получал. Вот! Геннадий разоблачил бы их всех, да они его сумели скрутить и выгнали йз клуба. По все равно разоблачат жуликов и тех, которые покрывают, как мой отец. И ты бы хотела, чтобы я видела такое и молчала? Ты спрашивала, что у нас произошло с Гешей на прииске Мина. Я тогда не рассказала тебе. Когда у меня родился Саша, Геша каждый вечер до поздней ночи торчал под окнами больницы. Лето было, и так хорошо, хорошо в тайге! Ты ведь не знаешь, мама, что я ушла из дома беременная. Я и сама не знала, что со мной происходит. Потом догадалась и ох как струсила! Ска­ зала Геше, а он еще обрадовался: «Выходит, поженимся», — говорит. Так и уехали из Харламовска. Саша родился полненький, как сбитень. Четыре кило двести семьде­ сят граммов. Вот какой! Мы с Гешей еще в Харламовске придумали ему имя. Геша почему-то был уверен, что у нас будет сын. А я думала, что девочка будет. Старушка одна сказала : «Это хорошо, что сын. Долго мо­ лоденькой ходить будешь. Только дочери, говорит, старят». Неправда! Ты ведь не постарела, мама, что у тебя две дочери? Как только я вышла из больницы, Геша ушел в тайгу со старателя­ ми. «Попытаю счастье», — говорит. А старательское счастье известно: где пусто, а где густо. Бригада подобралась неумелая — живого золота и во сне не видели, а пошли искать! Ходили, ходили до самой осени, а пришли с пустыми руками. Еще остались в долгу. Надо было как-то аванс отрабатывать. И Геша работал плотником. Может, потому у нас плохо вышло в жизни, что мы оба ничего не умели. Хозяйка и та смеялась: «Гляжу я на вас, говорит, и диву даюсь: что же думали ваши родители, когда на свет вас выпускали! Ни стряпать, ни варить, ни копейку считать, ничего-то вы не умеете!» Получит Геша зарплату, а мне всего хватит ее на десять дней. А