Сибирские огни, 1962, № 2

втянула вас в этот разговор. Если бы вы знали, что я вытерпела за двад ­ цать четыре года с этим человеком. Двадцать четыре года муки!.. Ну, все, все!.. Перестань, Гутя. Слезами горю не поможешь. Что было, то прошло. Надо жить, жить!.. Назло всем бурлаковым жить, жить!.. И воевать с бур- лаковыми!.. Ах, да! Извините. Я не познакомила вас с дочерью. Мы ведь с ней обе учительницы. Так уж, видно, у нас на роду было написано, быть учительницами. Мария, это мой друг детства (и назвала меня). Помнишь, я рассказывала тебе про ча­ совню. Вот. Гутя, перестань плакать, возьми себя в руки. Она у нас, во- обще-то, не слезливая. Сейчас у нее большое горе. Ну, да горе, говорят, забывчиво. Мы вышли в переднюю раздеться. Августа Петровна поманила ме­ ня рукой на улицу. На крыльце шепнула: — Дайте сигаретку. Закурили. Два дыма смешивались в единое облачко, и оно тут же р а ­ стекалось в морозном воздухе. — Что же вы без шапки вышли? Боже, да вы седой! — Линяю помаленьку. — Д а , да. Линяем. И тут же вспомнила про дочерей. — Какие они разные, видели? Мария — это он, но не по характеру. Все годы я чего-то боялась, боялась! Так и жила, как божья коровка— ни летать, ни петь... Это все надо было пережить. Д а , да. Это все надо было пережить. — Долго задержитесь в Харламовске? — Дня три, пожалуй. — Так мало? Что же вы узнаете за три дня? Я взглянул на часы. Без семнадцати минут два часа дня. — З а двенадцать часов я успел узнать столько, что хватит на целую книгу. — Что же мы стоим? Пойдемте, я вас буду угощать. Чем богата, тем и рада. И вином угощу Нет, нет! Не возражайте. Тут я хозяйка, а не квартирантка. Это моя дочь, моя. Как я рада, что мы встретились, ей-бо- гу! Как будто в гостях у своего девичества побывала. Вот как! И вино пили, и о книгах говорили, и о положении в Харламовской средней школе, а потом пришел муж Марии Федоровны, Константин Бо ­ рисович Темин, и мы опять все уселись за стол. Кроткая Мария все время приглядывалась ко мне, как бы стараясь угадать, что я за человек? Слышу ее глуховатый голос, вижу ее смуглое, чернобровое лицо, подстриженные каштановые волосы, ее бордовое платье, новые валенки, еще не растоптанные, черный полушубок, в кото­ ром она управлялась по хозяйству, а потом ходила в ясли за сыном, пом­ ню, о чем она говорила за столом, смущенно краснея, и, подняв брови, напряженно слушала. Я невольно подумал: «Очень милая женщина!..» Гутя так и не вышла к столу, как ее ни уговаривали. Забилась в ком­ нату Теминых и там пряталась. Я ее понимаю, Гутю! Не легко похоронить сына, а может, вместе с ним, и первую свою любовь!.. Что же произошло с Гутей? И как произошло?.. ...Был окрик отца: — Ты куда собралась, голубушка?! — И грозный, давящий взгляд человека, который привык повелевать, но не лривык слушать, загнал дочь в угол у двери. — Спрашиваю! Дочь ответила: — В клуб на репетицию.