Сибирские огни, 1962, № 2

Помню, помню волосы твои. Золотое, мятое руно... —писал я в каком-то стихотворении. Где же это «золотое, мятое руно»?.. Высокий дом на каменном фундаменте со множеством полукруглых окон, без ставней, еще недавно отстроенный — кругом валяются строи­ тельные щепы, и по карнизу крыши не обпилены неровные тесины. К а ­ литка ворот из рейки в елочку распахнута, и в калитку высунулась еди­ норогая буренка, с большущим выменем и с вечной меланхолической жвачкой. Она уставилась на нас равнодушными карими глазами под бе­ лыми ресницами и никак не хотела пропускать Августу Петровну, пока та не ударила ее ладонью по морде. — Иди ты! Иди! Фу-ты, господи!.. Буренка чуть отступила, и мы прошли во двор. На высоком крыльце Августа Петровна остановилась перевести дух, хотела что-то сказать, но не могла — торопилась. Из холодных глухих сеней — в переднюю комнату. Из холода — в тепло. И сразу, из соседней комнаты, наплыл мужской голос: — А ты подумала? Спрашиваю! Подумала? Р азве я не предупреж­ дал тебя, спрашиваю!.. Августа Петровна, как вошла в избу, бросила у порога сетку и свер­ ток и кинулась на голос. Я стоял в передней, не зная, оставаться или уйти. Слышу: кто-то плачет. Сдавленно и глухо. И сразу голос Августы. Петровны: — Я тебя просила — оставить нас в покое! — очень устало произне­ сла Августа Петровна. — Что тебе еще нужно? Бурлаков ответил сдержанно: — Если бы не ты, голубушка, она бы не докатилась до такого позора. Кто она теперь, спрашиваю! Где ее ребенок, спрашиваю! Где ребенок? «Спрашиваю, спрашиваю?» Как легко спрашивать, указывать, на­ ставлять! Голос Бурлакова насытился гневом. — Это ты ей потворствовала! Это ты восстановила ее против меня, отца! Пожалуйста! Но чем это кончилось, спрашиваю! — Оставь нас в покое, прошу тебя. Единственное, о чем я прошу тебя. Хватит, мы натерпелись твоих высоких милостей, твоего деспотиз­ ма! Хватит, Федор Никанорович! Довольно! Зачем ты сюда явился? — Это мое право разговаривать с дочерью и требовать отчета в ее поступках. Мое право! И я требую. Спрашиваю: где ребенок? — Умер. И сразу же, без единого вздоха на паузу: Умер? Где умер? Она его заморозила в товарном вагоне! У меня за плечами холодок: «В товарном вагоне!..» — Неправда! — протестует Августа Петровна. — Он умер в больни­ це. В детской больнице, в Красноярске. И опять без паузы: — Как он попал в ту больницу, спрашиваю! Она его заморозила в товарном вагоне! Это мне совершенно точно известно. Я был в той дет­ ской больнице до твоего приезда. И мне совершенно определенно сказала лечащий врач, что ребенок поступил в больницу с диагнозом — переох­ лаждение организма! Ты понимаешь, что это означает? Переохлажде­ ние! Д а , да , голубушка. Не делай страшных глаз. Надо было дейстйпиять раньше, раньше, до того, как ее кругом запутал проходимец Шошин! Этот поганец, этот пьянчужка!.. И вскрик Гути-дочери: